Коммуналка на Почтовой

Где эта улица, где этот дом?

Один из домов «совместного проживания» под номером семь стоял на улице Почтовой. Сегодня подобного адреса в городе нет. Не помнят этот топоним и старожилы. Но могилевский историк и краевед Николай Борисенко подсказал:

— По всей вероятности, речь идет о переулке Пожарном, который в начале двадцатого столетия и называли Почтовым.  

О том, что пожарное депо города находится на Почтовой, говорится и в «Памятной книжке Могилевской губернии на 1861 год». К слову, упиралась улица аккурат в Большую Садовую, где больше сотни лет назад была почтовая контора. А саму Почтово-Пожарную украшала гостиница «Метрополь». Где-то здесь прописался и дом гражданки Софии Сухаревой. Новая власть это «одноэтажное деревянное строение» у владелицы экспроприировала, передала муниципалитету. Жилье, понятное дело, «уплотнили»: особняк, изначально рассчитанный на одну семью, разделили на шестнадцать квартир. Размеры их колебались от одной комнаты до пяти. 

О привычных ныне благах вроде электричества или воды в доме тогдашние жильцы даже не помышляли. Не было и центрального отопления, а градус повышали, нагревая печки-голландки. Они же заменяли плиты после переделки в кухонные. За разрешением на подобную «реконструкцию», кстати, нужно было обращаться в Угоркоммунотдел Могилева, причем просьбу обосновать. Весомым аргументом при этом считался, например, тот факт, что в семье есть дети.

Кур в покоях не держать, на заразных — настучать

Кого из нас хоть раз не засасывало в воронку соседских споров? Хотя квартиры теперь большей частью частные, лестничные площадки и подъезды по-прежнему остаются общими. Потому за их чистотой следить приходится сообща, к тому же время от времени ремонтировать: если не своими руками, то скидываться на доброе дело. И здесь никогда не угадаешь, кто из жильцов станет активным участником таких проектов, а кто заявит, что его хата с краю, и жертвовать деньги на то, чтобы облагородить подъезды, откажется. 

Корни подобных конфликтов, представьте себе, уходят в далекие двадцатые годы двадцатого столетия. Тогда жизнь сблизила соседей так, что держать баланс отношений стало трудно. Чтобы регламентировать отношения горожан, напомнить им о правах и обязанностях, и начали составлять жилищные договоры. Их заключали с каждым из квартиросъемщиков. Арендаторы были обязаны «заботиться о состоянии жилища, мыть полы не реже двух раз в месяц, сметать пыль, паутину с потолков». Им запрещалось «держать в комнатах кур и кроликов, поросят», а также «помоев больше дневного». Еще — «следить за чистотой клозетов». И — «немедленно» заявлять о «заразных заболевших» в Угорздрав. 

Вообще, жилье тогда получить было непросто. Примечательно, что в одном и том же деревянном доме квартиры делились на более и менее престижные. Причем степень комфорта определялась количеством окон, печей, дверей. Например, некто Нахим Билатовский в доме семь по той же Почтовой занял сразу четыре комнаты, обогревали которые — подумать только! — две печи: кухонная и голландка. Из жилищного договора, куда заносились данные о возрасте, месте работы, составе семьи арендаторов, известно, что Нахим Яковлевич торговал кожевенным товаром. А его жена Нина Соломоновна была домохозяйкой, растила мальчишек-двойняшек — Яшу и Льва.  

«Покровские ворота» по-могилевски

Чем закончилась эта история — неизвестно. Скорее всего, герою тогдашней войны дали время для погашения долга. Или вовсе его списали,  как, например, Анастасии Синькевич, которая тоже оказалась в затруднительной денежной ситуации. Кроме суммы долга, дотошные домоуправы подсчитали, что по месту прописки дама проживает восемь лет, а ее мужа здесь не видели целых пять лет. Анастасия Семеновна просто так сдаваться не стала и документально подтвердила: ее супруг был командиром кавалерийского полка и погиб в бою. По этой причине платить по счетам вдове не по силам. Однако трехкомнатную квартиру она все равно попросила оставить за ней.

Горожанке пошли навстречу. А вот с неким Тузовым договор аренды расторгли. Причины оказались вескими: товарищ не желал рассчитываться за коммуналку и вносить свою долю за ремонт квартиры. А жилье к середине двадцатых уже требовало большого внимания со стороны хозяев. Дотошный техник Тихонов тщательно обследовал дом и выяснил: здесь необходимо «перестелить полы с балками, ввести в стену новые венцы, сделать крыльцо со ступеньками, перекрыть крышу» — весь список дел потянул на 27 пунктов. Смета превысила 748 рублей. Для сравнения: примерно столько за год тогда получал квалифицированный рабочий крупного предприятия. 

Остались вопросы и к другим нерадивым жильцам — например, к товарищу Длугоканскому, тоже не спешившему с ремонтом. Хотя специальная комиссия не без участия все того же техника Тихонова установила: квартира жильца имеет 50 процентов амортизации! И печь дала аж пять трещин, и обои внутри помещения обвисли, и паутина на потолках имеется. Мало того, жена арендатора вообще оказалась незастрахованной.  С Длугоканским то собирались разорвать договор, то приостанавливали сей процесс. Выселили в итоге или нет, в официальных бумагах не указано.

Коммуналки на время помогли решению квартирного вопроса. Но желания жить на собственных «квадратах» у людей все равно не вытравили. Горожане продолжали строиться и после революции, причем вакантные участки сто лет назад можно было найти даже в центре Могилева. Повезло с площадкой и неизвестному нам Захарию Карабанову. В архивах сохранился проект особняка, который гражданин планировал возвести в районе нынешнего железнодорожного вокзала — на повороте с улицы Первомайской на Карабановскую. Часть выделенного застройщику участка в 440 квадратных саженей (примерно двадцать соток) до победы пролетариата принадлежала господину Эбину. Советская власть бывшие частные наделы раздробила и дала нуждающимся в пользование. 

Судя по проекту, особняк гражданина Карабанова обещал быть вполне вместительным: на три окна и с верандой. Удалось ли Захарию Георгиевичу реализовать масштабную по тем временам задумку? Ответа нет. Зато известно, что дом под номером семь по улице Почтовой к тридцатому году прошлого столетия был признан не только нежилым, но и не годным для восстановления. Из списка вакантных тамошние квартиры исключили, а само здание решили снести. На том биография дома Сухаревой, превратившегося в могилевскую коммуналку, и завершилась.