«…Поле памяти не пройти»

Кубека, В. «…Поле памяти не пройти» : [историко-патриотический клуб «Виккру»] / Виктор Кубека // Магілёўскія ведамасці. — 2020. — 1 мая. — С. 8—9. 

Хоть время нашей встречи с Николаем Борисенко было ого­ворено заранее, он предпочел ей, конечно, преду­предив об изменении планов, проверку «оперативной» ин­формации о том, что вблизи одной из шкловских деревень под землей, возможно, нахо­дится со времен Великой Оте­чественной что-то из боевой техники. Это для него важнее всего иного, поскольку вот уже более двух с половиной десятков лет составляет основу той поисковой работы, которая стала делом всей оставшейся жизни. Причем выбор этот Ни­колай сделал не в юношеском возрасте, не под воздействием романтики или каких иных об­стоятельств, а будучи зрелым 40-летним мужчиной, многое в жизни повидавшим и пережив­шим. В том числе и романтизм юности, приведший сначала его в мореходное училище.

— Родился я в Могилеве, — рассказывает Николай Серге­евич, — но рос и воспитывался в семье дедушки Дениса Алек­сеевича Борисенко в чаусской деревне Удовск. Так сложилось, что отец, военнослужащий, уже в послевоенное время, как утверждается в сообщении, «по­гиб при исполнении служебных обязанностей», когда мне было всего несколько месяцев от роду. А мать вскоре по комсо­мольской путевке поехала под­нимать целину, потом трудилась на севере. Кстати, уже в наше время я пытался установить обстоятельства гибели отца. Но документальных подтвержде­ний так и не нашел.

Рассказывая о деде, который в годы войны помогал парти­занам, потерял ногу, Борисенко упомянул, что из семерых дедо­вых братьев с фронтов не верну­лись шестеро. Двое из них, как потом удалось установить, по­гибли в самом конце войны. И по тому, с какой болью в семье относились к этой трагедии, еще школьником он решил, что обязательно, как вырастет, установит обстоятельства их ги­бели. К этой мысли на дальней­шем жизненном пути подвигали и книги. Ими паренек увлекался до такой степени, что вызывал недовольство бабушки Алек­сандры Федоровны, которой приходилось среди ночи разру­шать всю его «конспирацию» с фонариком под одеялом, чтобы заставить внучка спать, а не чи­тать так поздно.

— Не знаю, как кого, — вспо­минает сейчас Николай Сер­геевич, — а меня в то время так захватывала романтика путешествий, приключения, военные сюжеты, описанные в книгах, и особенно морская те­матика, что приводила к таким вот «конфликтам» с бабушкой, среди ночи прерывавшей мое «тайное» чтение. Причем увле­чение книгами было настолько велико, что, наверное, в мест­ной библиотеке не оставалось мной не прочитанных.

Но романтичнее всего каза­лось море. Поэтому по оконча­нии Самулковской восьмилетки с похвальной грамотой за успе­хи в учебе, вычитав в газетном объявлении, что в Калинин­градское мореходное училище объявлен набор курсантов, Николай двинул туда за своей юношеской мечтой. И хоть мор­ские просторы не привязали его на всю жизнь, годам, про­веденным в училище и потом в плавании, он остался благо­дарен. И даже не за то, что до­велось побывать в различных странах, как говорят, повидать мир. Курсантская жизнь при­учила к дисциплине. Ведь все в ней делалось, что называется, по расписанию. А морские по­ходы и плаванья подтверждали цену настоящей дружбе, това­риществу, слаженной работе и высокой ответственности. Тем более что после каждого года обучения приходилось прохо­дить практику в реальных усло­виях плаванья. И первая из них, наверное, оказалась наиболее трудной: на самом большом в мире и известном четырехмач­товом барке «Крузенштерн» курсанты обогнули всю Европу. А поскольку судно парусное, то пришлось постоянно держать ветер, работать с парусами, что весьма непросто. И без слажен­ности экипажа практически невозможно. Так что ребятам довелось постоянно напрягать­ся, совершенствовать навыки управления судном. Условия непростые. Но в них формиро­вался и крепчал характер юноши, вырабатывались настоящие жизненные ценности, которым он следовал в дальнейшем.

• Прошли под парусами во­круг всей Европы, неспокойный, пользующийся дурной славой у моряков, Бискайский залив и до Севастополя на Черном море, — поясняет Борисенко. — Это был для нас в то время самый дальний поход. И про­должительный. После него де­сятка два курсантов, испытав на себе, как определяет флотский устав, «все тяготы и лишения», ушли из училища. Зато те, кто остался продолжать учебу и со­вершенствоваться в практике, поняли, что такое морское брат­ство, что без него напор стихии не выдержать.

Вообще с морем, на каком бы гигантском судне ни ходил, шутки плохи. Поэтому даже при успешном освоении теоретиче­ского курса обучения и получе­нии специальности новичку не доверят серьезной должности в экипаже. Необходим так на­зываемый плавценз — коли­чество времени, проведенное непосредственно в плавании. И он исчисляется почти полутора годами.

Может, и несколько пате­тично это звучит, — замечает Николай Сергеевич, — но ис­тинное чувство Родины и любви к ней ощущаешь лишь вдали от нее, в безбрежном океане, в отрыве от родных мест, от близких людей, от семьи, на­конец. Замкнутое пространство и однообразие окружения наи­более остро дает возможность ощутить то, чего не хватает. А острота ощущения пере­ходит в остроту восприятия, особенно тогда, когда надежды оказываются обманутыми. Вот и в семье молодого штурмана случилась именно такая ситу­ация. Однажды по приходе из плавания, получилось, как в той известной песенке: «Эй, моряк, ты слишком долго плавал…». Предательство любого чело­века простить нелегно. А пре­дательство жены — тем более. Этот случай и стал одной из причин, по которой Борисенко после трех с половиной лет успешной штурманской служ­бы, что называется, самосписался на берег. И, как говорят, из дальних странствий возвратясь, обосновался в Могилеве.

Поменять род занятий, про­фессию и то непросто. А тут при­шлось вживаться в совершенно иной образ жизни, искать иную точку приложения сил и спо­собностей. А их, этих «точек», веером перед ним никто не раз­брасывал. Поэтому изначально выбрал то, что пошел работать в детский при­емник-распределитель. Было раньше такое учреждение в составе милиции, в котором со­держались ребята, решившие самостоятельно путешествовать по городам и весям Союза. Их задерживали, устанавливали постоянное место жительства, а потом сопровождали к нему.

Получалось почти что «плавание», только на суше, — с улыбкой вспоминает Николай Сергеевич. — Доставляя ребят, что называется, родителям или возвращая их в детские учреж­дения, за год работы пришлось поколесить по огромной стране.

Потом Борисенко подобрали более серьезную должность: начальник караула во вневе­домственной охране. С нее в милицейской карьере он дорос до оперативного работника. Хотя уже твердо наметилась не­сколько иная стезя — посвятить себя историческим изысканиям. Поэтому одновременно заочно окончил исторический факуль­тет Белгосуниверситета. Став историком, преподавателем этой дисциплины, работал в республиканской спецшколе для трудновоспитуемых детей. Здесь хоть и не носил погоны, но подчас приходилось при­менять и жесткость, и принци­пиальность, и наказывать «по заслугам». Правда, осваивая гражданскую специальность, стремился увлечь ребят своим предметом, часто ходил с ними в походы, пытался приобщить их к историко-краеведческим изысканиям. А заодно, можно сказать, приближался к сво­ей цели — стать краеведом, серьезно заняться поисковой работой.

— Сколько профессий при­шлось перепробовать, что на­зывается, на ощупь, но то юно­шеское желание разобраться в военных судьбах дедовых бра­тьев сидело во мне накрепко,

• утверждает сейчас Николай Сергеевич. — Оно и предо­пределило сферу дальнейшего приложения сил и знаний. А еще — сознание того, что по­исковая работа нужна даже не мне самому, а практически зна­чима для каждой белорусской семьи. Потому что нет среди нас таковых, кого в какой-то степе­ни не затронула та последняя война. У кого-то на ней погибли отцы, для нынешних поколений
• чаще деды, а то и прадеды, уже не говоря о более дальних родственниках. Именно это в начале стало отправной точкой. А в дальнейшем — и професси­ональный интерес сначала как историка, потом — и как писате­ля, литератора.

Но в начале всего был переход на работу в областной центр детско-юношеского ту­ризма и краеведения на долж­ность заведующего отделом. Здесь же зародилась и мысль об организации разветвленного поискового движения с целью восстановления имен павших в годы Великой Отечественной войны красноармейцев, под­польщиков и партизан, иници­ативы в создании памятников и мемориалов для увековечения памяти о них.

Конечно, нельзя утверждать, что до этой поры, т.е. до начала девяностых, такая поисковая деятельность вовсе не велась.

Но уж если сравнивать, то тогда превалировало «черное копательство», цель которого со­всем иная. Тем более что, если учесть масштаб людских потерь, понесенных в годы войны и остающихся безызвестными, результаты поисковиков были незначительными.

Появление историко-патриотического поискового клуба «Виккру» при областном центре стало не только примером ор­ганизации подобной деятель­ности, но и придало новый импульс такому движению. К поисковым группам, работав­шим в Кировске, Романовичах и Бобруйске, добавились поисковики в Могилеве, Чаусах, Круглом, Г орках, Белыничах.

— Как сейчас помню, — за­мечает Борисенко, — первую поисковую экспедицию в Круглянский район. Проводили ее у деревни Шепелевичи близ озера Хотомле. Как было уста­новлено, в ходе белорусской операции «Багратион» при отступлении в тамошних лесах скопилась солидная группиров­ка гитлеровцев. Для ее уничто­жения советское командование приняло решение сбросить десант. Но в эти расчеты вкра­лись просчеты, и десантники спускались прямо на головы фашистов. Можно только пред­ставить, как сложился этот бой. Наши воины не успевали воспользоваться стрелковым оружием, поскольку противник расстреливал их прямо в воз­духе. Те, кто достиг земли, в рукопашную рубились саперны­ми лопатками, штык-ножами.

Поэтому во время раскопок останки и тех, и других находи­ли в положении как бы обняв­шись. А сколько погибло в том бою, можно судить по тому, что были подняты останки 51 воина Красной армии и 13 немецких.