Полубинская, Н. На пределе быта и бытия : [беседа с могилевской поэтессой Н. Полубинской о жизни, поэзии, поисках себя и Бога] / Надежда Полубинская ; беседовала Елена Алещенкова // Днепровская неделя. — 2016. — 2 марта. — С. 3.
Все самое главное и искреннее о себе поэты рассказывают в стихах. Но всегда хочется за строками увидеть живого человека, узнать, откуда выросло его представление о тех или иных вещах. С Надеждой Полубинской мы встретились в доме ее родителей — в частном секторе на Рабочем поселке. Последние годы она живет со старенькой мамой — смотрит за домом и помогает по хозяйству.
Мы сидим за столом, пьем чай — из окна видна пойма Днепра, на черных ветвях яблони в саду расщебеталась стайка воробьев. «Мы с мамой за стол — и они тут же прилетают, ждут, пока покормим», — говорит Надежда Викторовна.
Обычно нам кажется, что поэты — это непременно люди неординарной судьбы, и трудно представить, как эта женщина, проработавшая 40 лет на могилевском заводе, приблизилась к настоящим вершинам поэтического мастерства. Поэтому первый мой вопрос был конечно же о том, как Надежде Викторовне удалось совместить в себе и поэта, и рабочего человека.
О стихах и о любви
— Писать я начала с детства, но более-менее серьезное что-то стало получаться лет в 15. Так что в этом году можно отмечать, считай, 50-летие моей творческой деятельности.
Я с родителями жила на Рабочем поселке и училась в школе №17. Там же учился и Эдуард Иосифович Медведский (могилевский поэт, издатель, редактор газеты «Трудовая слава», муж Надежды Полубинской — прим. ред.). Он, десятиклассник, приходил на уроки к нам, восьмиклассникам, и пропагандировал поэзию. Эдуард уже тогда углубленно изучал литературу, писал стихи, был на две головы выше нас всех и пытался собрать вокруг себя творческих людей. Чем, собственно, и занимается всю жизнь. Мало кто в Могилеве так знает поэзию и разбирается в ней, как он. Издал не один сборник и своих, и чужих стихов. В то время он надумал издавать школьный журнал «Всходы», куда вошли и мои стихи. На этой «волне» мы с ним подружились, нашлось много точек соприкосновения: общие интересы и одна любовь на двоих — поэзия.
Это как раз был год, когда только вышла книга Андрея Вознесенского «Ахиллесово сердце». А это подстегивает. Мы все тогда зачитывались шестидесятниками: Тушновой, Ахмадулиной, Окуджавой, Рождественским, Вознесенским. И я решила доказать себе, что я не хуже, что тоже смогу писать хорошо.
Первая публикация была в 15 лет в «Могилевской правде». Я написала «Поэму души». Эдуард схватился за нее, показал Алексею Васильевичу Пысину, который, прочитав, сказал: «Этой девочке надо дать направление в литературный институт». А эта девочка окончила школу и сразу пошла работать на завод, где отпахала 40 лет. Так сложилось, и я не жалею об этом.
Как у всех…
— Потом было, как у всех: работа, замужество, дети. И трудности, и хорошее, и дурное… Стихи писались периодически, до поры до времени складывались в стол. Иногда появлялись публикации в газете «Трудовая слава», где работал Медведский.
Я никогда не хватала звезд с неба. У меня была семья, нужен был кусок хлеба — я ведь выходила замуж не за редактора «Трудовой славы», а за слесаря. Эдуард отучился на журфаке, когда мы были уже женаты, и надо было растить детей. Дети у нас появились рано. В 19 лет я родила старшего сына — Станислава. Через 7 лет родился Константин.
После 10 класса пошла работать на завод им. Куйбышева учеником в перемоточный цех. Нашу профессию еще называли бобинажница — наматывала нить на бобины. Потом работала сварщиком пластмассы: целую смену клеила ручной машинкой колбасную оболочку и целлофановые пакеты. На сдельной работе зарплата зависит от того, как ты помашешь крыльями: ты можешь заработать меньше, можешь заработать больше. А это стимулирует. Бывало такое, что я шла в цех, брала с собой томик Пастернака: почитаю строфу — и дальше нитки подвязывать… Так учила стихи наизусть.
Поработала в разных цехах мастером, нормировщиком… Так что профессий у меня целый ворох, но все под крышей одного завода. В общем, ничего интересного. Самая обычная жизнь. «Не жила, а выживала, две жизни проживала я. Одна — была за хлеб насущный. Другая — душу в высь несущей в пределы небывалые».
«Полоцкая ветвь»
— Мы проходим определенный отрезок пути с конкретными людьми. Значит, на данном этапе эти люди нам для чего-то нужны. Я считаю большой удачей, что в свое время мы с Медведским и другими могилевскими поэтами вступили в Белорусский литературный союз «Полоцкая ветвь». В Могилев приехал из Полоцка Олег Зайцев и организовал собрание литераторов в библиотеке им. Пушкина, благодаря чему я и познакомилась с могилевской поэтической братией. До этого мы варились в собственном соку, в союзе же было много пишущих людей из всей Беларуси. Вступление в «Полоцкую ветвь» придало нам уверенности, в каком-то смысле мы даже почувствовали себя поэтами.
Создавалась «Полоцкая ветвь» в начале 1990 годов как альтернатива Союзу писателей. Мы собирались в разных городах на семинары, слушали лекции по теории поэзии, читали друг другу свои новые стихи, обсуждали их. Шел взаимообмен. Потом настал момент, когда от нас стали требовать, как в партии — каждую неделю проводить совещания, составлять протоколы… На почве бумажной волокиты и начался конфликт. Я человек старой закваски, знаю, что это такое. Я и в партии была, и в комсомоле — мне вся эта рутина и бумажная работа осточертела. Мы становились какими-то прозаседавшимися. Если каждую неделю собираться, когда же писать и жить?
Теперь я сам себе режиссер: никто не мешает, никто ничего не навязывает. В любом случае, книги мы всегда издавали за свои средства, поэтому никому ничего не должны. Но обратная сторона самостоятельности: тираж последней книги «Причастие словом» всего 100 экземпляров — мы не осилили больше по финансам. Разослали самым близким людям, которые знают и ждут мои стихи.
«Причастие словом»
— За свою жизнь я написала про многое, отсутствием тем не страдаю: и про себя, и про любовь, и о природе, и поныла немножко… А вот одно дело не сделала — не выразила благодарность тому, что дала мне жизнь. Надо успеть! Но как работать над следующей книгой, если полезла по архивам — а там столько всего еще, не увидевшего свет, того, что годами писалось в стол?
Вообще-то я товарищ неорганизованный и берусь писать от случая к случаю. У меня нет такого девиза: «Ни дня без строчки». Ни дня без чужой строчки — это да! Я всегда с книгой, всю свою жизнь.
Стихи у меня — прежде всего плод размышлений. Попытка понять себя и осознать происходящее со мной. Это уже способ существования: генеральная уборка в душе идет. Таким образом я, наверное, объясняю себе мир. Вот, к примеру, много новых стихов, которые вошли в книгу «Причастие словом» (2015г.), в основном написаны в последние годы — как раз время совпало с событиями на Украине, в Сирии. Не укладывается в голове, как люди могут в 21 веке развязывать войны. Поэтому и книга вышла немного жесткой. Влезла в сферу, несвойственную себе. Кажется, Илья Эрен-бург писал, что война не война, пока не коснется нас лично. С другой стороны, ничто не происходит ради самого себя, и зачем-то людям даются испытания.
Предельные вопросы
— Никуда не деться от вопросов. Чем больше живешь, тем больше их возникает. А что касается Бога — все это предельные вопросы. Я знаю, что одной рукой крещусь, а другой совершаю грех, но,по крайней мере, пытаюсь как-то осознать это.
К Богу я шла сложно. В раннем детстве бабушка и дедушка водили меня в нашу Борисоглебскую церковь. Они были верующими людьми. А потом, когда я пошла в школу, стали нас учить, что Бога нет… Дальше были пионерия, комсомол, партия. Я даже вела диспуты со своим отцом, доказывала ему, что Бога нет. Отец при том, что сам был партийным, имел правильные ценности, говорил мне, что «не нами начато, не нами кончится все это».
А потом у меня был трудный период в жизни, и я просто вопросила: «Господи, если ты есть, покажи силу свою». И сила эта была показана, мне помогли. Тогда я повернулась к Нему лицом. Но вера-то у нас сейчас больше похожа на карманную. Каждый пытается со своим Богом договориться, сделать его удобным для себя.
Я со временем пришла к пониманию, что нам нужны церковные Таинства, и человек должен ходить в храм — это своего рода нравственный подвиг. Пойди-ка постой службу — это надо усилие приложить. А все хотят от Бога даров, ничего для Него не сделав. Мы даже одного дня ему не отдаем, а все просим. И забываем благодарить. «О, этот человечий род — он из семейства попрошаек».
Вот и в название книги «Причастие словом» я попыталась вложить мысль, что «я хотя бы Твоим Словом причащусь»… Наверное, для того мы и приходим в мир, чтобы что-то понять, чтобы душа наша стала потоньше.
Зови, моя звезда, и расскажи,
Как тяжело душе дается праздник,
Как Слово грозно входит в жизнь
И распинает грудь крестообразно.
Гори, моя счастливая звезда,
Пусть свет твой будет
неизменно новым.
Благодаренье Господу за дар,
За Таинство и за Причастье Словом!