Сугако, Л. Лето 1941-го, Могилев, эвакуация / Л. Сугако // Веснiк Магiлёва. — 2016. — 6 июля. — С. 11; 13 июля — С. 11.
Могилевская эпопея 1941 года у нынешних жителей города чаще всего ассоциируется со знаменитыми событиями на Буйничском поле, мужеством бойцов народного ополчения и милицейского батальона капитана Владимирова, именами Романова, Кутепова, Воеводина, Симонова. Менее известна ее сторона, связанная с проведением эвакуационных мероприятий. Эвакуация предполагает перебазирование из ставших опасными в безопасные районы людей, материальных и иных ресурсов. В военное время целью эвакуации является спасение данного потенциала от угрозы уничтожения, захвата, эксплуатации противником и использование его в интересах собственных оборонных усилий.
Начало Великой Отечественной войны было крайне неблагоприятным для Красной Армии. Германские войска уже к началу июля 1941 г. захватили западные и центральные районы Белорусской ССР. Армии первоначального состава, сражавшегося на белорусской земле советского Западного фронта, были фактически разгромлены. Возникла непосредственная угроза Могилеву. Обстановка требовала срочных мер как по подготовке города к обороне, так и по проведению масштабных эвакуационных мероприятий.
Утром 25 июня 1941 г. только что прибывший в Могилев из Минска руководитель компартии Белоруссии П.К. Пономаренко, выступая перед местным партийно-хозяйственным активом, потребовал «быть готовыми к возможной эвакуации промышленности и населения». Но соответствующие подготовительные мероприятия стали проводиться в городе еще до этого указания. Так, часть архивов ЦК КП(б)Б до войны располагалась в Могилеве. Заведующий ими Ф.О. Попов уже 22 июня по собственной инициативе отдал распоряжение о вскрытии неприкосновенного запаса мешков и упаковке материалов. Транспорт для перевозки архива на железнодорожную станцию удалось получить только 25 июня после того, как Попов в кабинете председателя Могилевского облисполкома И.Т. Терехова «обложил его благим матом и от имени секретаря ЦК и члена Военного совета фронта П.К. Пономаренко стал наступать на него, требуя немедленно выделить 15-20 автомашин». Тем временем в Могилев были доставлены эвакуированные из других городов республики архивные фонды. 26 июня 1941 г. эшелон из 10 вагонов с материалами архивов ЦК КП(б)Б, Могилевского, Минского и Белостокского обкомов, ряда райкомов западных областей республики, документами некоторых воинских частей и семьями сотрудников оставил город. 10 июля он доставил грузы и людей в Уфу. В последние дни июня из Могилева были также эвакуированы дензнаки и ценности отделений Госбанка и большинства сберкасс. Но так и не были вывезены находившиеся в городе материалы Центрального архива Октябрьской революции и социалистического строительства БССР, Центрального исторического архива БССР, Госархива Могилевской области.
Учитывая тяжелое положение на фронте, ЦК КП(б)Б направил в Москву лредложения о начале широкомасштабной эвакуации из восточных регионов Беларуси.
По словам Пономаренко, днем 30 июня И. Сталин позвонил ему в Могилев и сообщил, что эти предложения санкционируются.
Значительные усилия предпринимались для эвакуации населения. Наплыв беженцев с запада, а также необходимость организовать отправку в тыл жителей восточной части БССР привели к созданию эвакуационных пунктов, в конце июня — начале июля 1941 г. возникших в некоторых белорусских городах, в том числе и Могилеве. Эвакопункты развертывались на основных железнодорожных, шоссейных и речных коммуникациях, в их задачи входило содействие эвакуированному населению в поиске средств передвижения, обеспечение продуктами питания, одеждой и деньгами, оказание помощи по розыску потерявшихся членов семей и родственников. Через каждый эвакпункт проходили тысячи людей, хотя их штат не превышал 10-15 человек. Будни Могилевского эвакопункта освещены в воспоминаниях бывшего первого секретаря Могилевского обкома партии И.Н. Макарова: «Ежедневно прибывали беженцы, разутые и раздетые, с голодными детишками. Организован пункт по оказанию им помощи. …Была собрана готовая одежда, обувь с фабрик, свезена в здания штаба отрядов народного ополчения и горкома партии. Сюда с приходили люди с семьями, труппами, одевались, а затем погружались в эшелоны, следовавшие на восток страны. Были организованы столовые, где все эти люди бесплатно питались». Приведенная цитата показательна тем. что иллюстрирует процесс перетекания бешенства в русло организованной эвакуации. Эвакопункты выполняли еще одну, довольно специфическую функцию. Известно, что враг пытался использовать потоки беженцев для внедрения в советский тыл своих агентов. Поэтому в эвакопункты для проверки граждан направлялись сотрудники органов внутренних дел и госбезопасности. По утверждению И.Н. Макарова, неоднократно имели место факты разоблачения немецких лазутчиков и диверсантов. маскировавшихся под эвакуировавшихся советских людей. Характерно, что председатель СНК БССР И.С. Былинский в докладной записке на имя заместителя председателя СНК СССР А.Н. Косыгина именует эвакопункты «контрольно-пропускными пунктами», отмечая, впрочем, что население «исключительно хорошо» встретило их создание, так как беженцы получали «отдых и медицинскую немощь», а в ряде случаев удалось «установить связь с потерявшимися родственниками».
До 10 июля 1941 г., пока сохранялось железнодорожное сообщение с советским тылом, из Могилева, нередко в обстановке неразберихи и хаоса, поездами было вывезено несколько тысяч (более точных данных нет) человек, в основном женщин и детей. Эшелоны шли на Кричев, так как направление в сторону Орши было выведено из строя немецкой авиацией. Организованно была проведена эвакуация воспитанников Могилевского детдома, детей, отдыхавших на пригородной даче труболитейного завода. Среди эвакуированных были и семьи сотрудников Могилевской милиции, которые, впрочем, организованным порядком, на автомобилях были доставлены только до Рославля (Смоленская область). Значительная часть беженцев двигалась через город на восток пешком, нередко подвергаясь бомбежкам и обстрелам с германских самолетов. Для ускорения их эвакуации аварийно-восстановительный отряд Могилевского горкоммунхоза ввел в строй два парома на Днепре.
Следует сказать, что, как и на западе республики, многие граждане из центральных и восточных районов БССР не смогли добраться до советского тыла, так как маршруты их отхода были перехвачены немецкими войсками. Это произошло и с частью беженцев из Могилева и ряда районов Могилевской области, чей путь на восток был блокирован противником на территории Витебской, Смоленской, Орловской областей. Люди были вынуждены возвращаться в родные места либо оседать на новых.
В суровых условиях войны руководившие эвакуацией органы не смогли, за редким исключением, помочь тем, кто не мог самостоятельно уехать — контингенту домов престарелых и инвалидов, пациентам психиатрических и тяжелобольным обычных клиник. Оставшись в оккупированном Могилеве, большинство пациентов находившейся в городе Республиканской психиатрической больницы стали жертвами нацистского геноцида.
Среди промышленных предприятий города приоритетным для властей являлось перебазирование на восток важного объекта оборонной индустрии — завода авиационного моторостроения № 459, сооружавшегося в областном центре на базе авторемонтного завода имени Кирова. Красноречиво иллюстрирует его значение докладная записка П.К. Пономаренко в ЦК ВКП(б) и СНК СССР, где сообщение об эвакуации предприятия идет в самом ее начале, отдельным абзацем. Завод № 459 должен был производить двигатели для штурмовиков Ил-2. 25 июня 1941 г. его директор И.А. Ермаков и парторг ЦК КП(б)Б Р.Я. Шуб получили из Наркомата авиапромышленности СССР указание немедленно приступить к передислокации завода в Куйбышев (еще до принятия официальной санкции на эвакуацию промышленности восточных областей БССР). Привлеченные к эвакуации работники переводились на казарменное положение, им даже ночью запрещалось покидать территорию предприятия. Со 2 по 10 июля 1941 г. завод № 459 отправил в Куйбышев и Уфу 393 вагона со станочным оборудованием, материалами, рабочими и специалистами с семьями. Удалось вывезти все станки, подъемно-транспортное оборудование, испытательные стенды, инструмент, технологическую оснастку, материалы, техническую документацию. Неизвестной остается судьба заводского архива. Вывезены были также все строительные механизмы, стройматериалы и наиболее квалифицированные строительные рабочие. По неведомым причинам часть работников и строителей на эвакуацию не явилась. Есть основания считать, что вместе с авиамоторным заводом в тыл было отправлено оборудование Могилевского машиностроительного завода «Возрождение» имени Димитрова (ныне — завод «Строммашина»), отсутствующего во всех известных перечнях вывезенных предприятий БССР. Но про его эвакуацию говорит в своих мемуарах И.Н. Макаров, имеются свидетельства жителей города о перебазировании предприятия в Куйбышев и Куйбышевскую область. Выскажем предположение, что оборудование завода «Возрождение», эвакуируясь вместе с авиамоторным предприятием, стало рассматриваться как его часть. Поэтому завода и нет в списках эвакуированных предприятий.
В течение первой декады июля 1941 г. в советский тыл отправлялись эшелоны с оборудованием, материалами и готовой продукцией других предприятий Могилева — труболитейного, кожевенного и костеперерабатывающего заводов, металлокомбината, фабрики искусственного волокна, швейной фабрики имени Володарского, шорной фабрики,типографии.
Важной частью эвакуационного процесса в восточных областях БССР было спасение средств и имущества транспортной инфраструктуры, в первую очередь железных дорог. На территории Могилевской области действовала Белорусская железная дорога. Значительная часть ее подвижного состава была переоборудована для транспортировки войск, боевой техники, вооружения и приспособлена к эвакуационным перевозкам. Правда, обстановка на фронте и бомбежки вынудили начать эвакуацию путевого хозяйства на Могилевском железнодорожном узле уже с 27 июня 1941 г. Его коллективу удалось эвакуировать основную часть своего подвижного состава. Помимо этого, было вывезено оборудование автоблокировки, сигнализации, связи, различные материалы и имущество.
В обеспечении воинских и эвакуационных перевозок известную роль сыграл и речной транспорт. Большая часть судов и барж работавшего на водных путях восточной части Беларуси Днепро-Двинского речного пароходства предназначалась для навалочных грузов (зерна, соли, песка, угля и т.д.) Плавсредства пришлось срочно приспосабливать для перевозки населения, промышленного оборудования и материалов. С выходом врага на Днепр приписные суда пристаней Могилев, Орша и Смоленск направились вверх по реке в Дорогобуж. В районе Ярцево (Смоленская область) часть судов уничтожил противник. Другие, оказавшись заблокированными, после снятия и закапывания ценных частей с машин были затоплены своими экипажами.
Анализируя содержание советской эвакуационной политики, отметим, что культурные ценности в разряд ее приоритетов не входили. В соответствующих документах отсутствует сам термин «культурные ценности», которые, вероятно, попали в категорию «других» государственных ценностей. Подобное отношение к историко-культурному наследию можно объяснить, с одной стороны, экстремальными условиями начала войны, когда данный аспект эвакуации оказался на периферии решать множество других, неотложных и трудных вопросов. С другой стороны, таков был уровень образованности и культуры многих представителей партийно-государственного аппарата.
—
Могилевский исторический музей до войны обладал богатейшей коллекцией. Уже на второй день после нападения Германии его директор И.С. Мигулин просил у областного военкома И.П. Воеводина автотранспорт для эвакуации музейных фондов. Однако последний, по словам Мигулина, назвал его паникером и угрожал арестом (официальная санкция на эвакуацию еще не была получена). Через несколько дней здание музея вместе с экспозицией и фондами было уничтожено пожаром. Исчезли и наиболее ценные экспонаты, хранившиеся отдельно, в бронированной комнате-сейфе Могилевского обкома партии (ныне в этом здании располагается областной художественный музей имени П. Масленикова). Среди них Крест Евфросинии Полоцкой, золотой и серебряный ключи Могилева, серебряная митра религиозного деятеля и просветителя Георгия Конисского, Евангелие в инкрустированных драгоценными камнями окладах работы белорусских мастеров XVI-XVII вв., нумизматическая коллекция и т.д.
Вопрос о судьбе этих ценностей, прежде всего Креста Евфросинии Полоцкой, всегда вызывал и вызывает общественный интерес. Существует 3 основных версии (в разных вариациях) произошедшего с уникальной коллекцией, пропавшей из комнаты-сейфа Могилевского обкома. Первая из них, «немецкая», была, по существу, официальной в советское время. Согласно ей, сокровища не были вывезены и остались в здании обкома. В октябре 1941 г. оккупанты заинтересовались закрытой комнатой и с помощью автогена вскрыли ее. Ценности были отправлены в Германию. После войны коллекция рассеялась, Крест Евфросинии якобы оказался в США, в собрании миллиардера Пирпонта Моргана. В 1990 г. Министерство иностранных дел Беларуси направило официальный запрос по поводу Креста в Фонд П. Моргана. Ответ сводился к тому, что в музее П. Моргана данного экспоната нет, но за частные собрания других Морганов Фонд поручиться не может. Версия представляется не самой убедительной, поскольку существует два серьезных контраргумента. Во-первых, после освобождения Могилева следов воздействия автогена или каких-либо иных средств на бронированной двери комнаты-сейфа не обнаружено. Во-вторых, Могилев до середины июля 1941 г. сохранял связь с советским тылом, и времени на спасение коллекции хватало, тем более что ее ценность была хорошо известна руководству обкома если и не в историко-культурном контексте, то уж, во всяком случае, материальном. Сторонники второй версии, «российской», как раз и исходят из того, что ценности были все-таки вывезены на восток. Например, 26 июня 1941 г. из Могилева в Уфу вышел эшелон с архивными материалами ЦК КП(б)Б, ряда райкомов и обкомов и т.д. 4 июля поезд прибыл в Москву, где находился на товарной станции до вечера следующего дня. При этом часть вагонов была поставлена под разгрузку. В ночь с 5 на 6 июля эшелон двинулся дальше. По мнению Могилевского исследователя А.П. Костерова, в этом эшелоне могли находиться и сокровища из обкомовской комнаты-сейфа. Возможно, экспонаты были эвакуированы чуть позднее, когда в конце июня — начале июля 1941 г. в Могилеве находилась группа сотрудников НКВД СССР во главе с капитаном В. Пудиным, выполнявшая здесь некое специальное задание и отбывшая затем в Москву. По свидетельству Могилевских старожилов, именно в эти дни возле здания обкома находились люди в форме НКВД, что-то грузившие в автомашины. Могли вывезти ценности и сами работники обкома, когда 3 июля из Могилева в Лиозно Витебской области выехала колонна автомобилей, в которых, кроме них и сотрудников ЦК КП(б)Б и СНК БССР, размещались также разные грузы, среди которых вполне могла быть и коллекция из комнаты-сейфа. Подтверждают возможность подобного хода событий воспоминания И.С. Мигулина, в первых числах июля пришедшего в обком партии поинтересоваться судьбой музейных ценностей. Туда его не пустили часовые, заявив, что «все эвакуировали и в здании никого нет». Мигулин, будучи уверенным, что коллекция вывезена, вместе с семьей отбыл в Горький. По нашему мнению, «российская» версия наиболее вероятна, так как трудно предположить, что руководство обкома, эвакуировав свою документацию, «забыло» о находившихся в этом же здании культурно-исторических ценностях огромного значения, хранившихся в особо важном месте — бронированной комнате-сейфе. Однако не ясна дальнейшая судьба собрания. Возможно, ценности осели в запасниках столичных или провинциальных музеев России.
Но ни один из российских музеев пока не объявлял о наличии у него предметов из Могилевской коллекции. Возможно, сокровища использовали в качестве оплаты за поставки из США по ленд-лизу. В этом случае Крест мог попасть в частное собрание кого-то из Морганов не из Германии, а непосредственно из СССР. Нельзя исключить возможность разграбления ценностей на маршруте во время их эвакуации (такие происшествия с эвакогрузами случались) или же на месте хранения в советском тылу. Наконец, третья, «Могилевская», версия заключается в том, что экспонаты не покидали Могилев или его окрестности. По одному из вариантов этой версии предполагается, что сокровища пытались в середине июля 1941 г. эвакуировать на восток, но не успели: противник 16 июля блокировал город. Сопровождавшие груз сотрудники НКВД якобы закопали его вблизи Могилева, а сами вероятно, погибли при выходе из окружения.
Данный вариант представляется сомнительным, так как противоречит куда большей вероятности того, что уже в начале июля (а то и раньше) вся документация и имущество из здания обкома были вывезены. Не более обоснованным видится и другой вариант «Могилевской» версии, согласно которому Крест и другие церковно-религиозные ценности были оставлены на хранение одному из могилевских священников, неизвестно куда исчезнувшему в годы войны. Зная об отношении советских властей к церкви, трудно поверить в реальность подобного решения. На сегодняшний день вопрос о судьбе ценнейшей коллекции Могилевского исторического музея остается открытым. Поиском ее экспонатов занимаются различные организации, даже Интерпол.
Таким образом, эвакуированные из Могилева население и материальные ресурсы были спасены от угрозы уничтожения, эксплуатации и разграбления германскими захватчиками и способствовали укреплению экономического потенциала советского тыла — важного фактора Победы в Великой Отечественной войне. Особо следует отметить работу наших моторостроителей. Как уже отмечалось, в Куйбышев был эвакуирован Могилевский авиамоторный завод. Туда же прибыло более 20 других предприятий авиапрома из УССР, Прибалтики, западной части РСФСР, Москвы и Подмосковья. Вместе с местными заводами они составили крупнейший авиастроительный комплекс, выпустивший за годы войны 32 тыс. штурмовиков Ил-2. Причем могилевчане быстро наладили работу на новом месте, так как не забыли об инструментальных ящиках, которые есть у каждого станочника. В них рабочий хранит не только инструмент, предусмотренный по штату, но и массу разных приспособлений, часто изготовленных им самим по собственному разумению и позволяющих при необходимости выполнить работу в пределах технических возможностей станка. На ту же площадку, где размещали свое оборудование могилевчане, прибыл авиамоторный завод из Днепропетровска. Там о «приданом» для оборудования не подумали. В результате украинские моторостроители включились в работу с опозданием, ожидая, пока инструментальщики изготовят необходимую оснастку для станков. В тысячах штурмовиков Ил-2, самом массовом самолете советских ВВС, есть немалая доля труда могилевских рабочих и специалистов.