Яровиков, Т. О времени, пространстве, людях… : [беседа с могилевским поэтом, автором и исполнителем песен Т. Яровиковым] / Тимофей Яровиков ; беседовала Елена Алещенкова // Днепровская неделя. — 2020. — 11 марта. — С. 5.
Тимофей Яровиков родился и вырос в Могилеве. Работал заведующим литературной частью в областном драмтеатре и театре кукол. В 2003 году создал группу «Сердце дурака». За 15 лет ее существования музыканты выпустили 4 альбома. Несколько лет назад последний состав группы был распущен. С тех пор вышел в свет сольный альбом-спектакль «Дурак сказки бает».
Сегодня имя Тимофея Яровикова широко известно в Беларуси, Украине и России: поэт, автор и исполнитель песен постоянно гастролирует, давая около сотни концертов в год, участвует в различных фестивалях.
Наш разговор с Тимофеем состоялся в конце февраля после его творческого вечера в Могилевском драматическом театре.
— Второй год подряд ты выходишь на сцену драматического театра с сольным концертом. Учитывая, что ты и раньше бывал на этой сцене: то в рамках спектакля, а в свое время — в качестве руководителя молодежного жюри «М.art. контакта», что чувствуешь, выходя сюда снова?
— Этот театр для меня — огромный кусок родины. Сколько лет я там уже не служу, но он продолжает мне сниться. Я его люблю. Для всего города это некоторый символ, а для меня еще и часть жизни — 8 лет я в этих стенах был завлитом.
В хорошем смысле слова драматический театр — «намоленное» место в Могилеве. Здесь выступали и Шаляпин, и Вертинский, и Рахманинов… Поэтому мне выходить на эту сцену каждый раз страшно. Я всегда волнуюсь перед своими концертами, несмотря на то, что выступаю уже практически 20 лет. А перед концертом в нашем театре начинает просто штормить. Но выходишь — и успокаиваешься. Все — родное, все — родные.
— Публика в театре была нехарактерная для андерграунда. Молодежи практически нет, в основном все люди взрослые и даже преклонного возраста. Как тебе работается с разными поколениями?
— Мы любим слово «андерграунд», но это ярлык, который мы навешиваем на какие-либо вещи. Я не хочу помереть персонажем из андерграунда, рок-музыкантом, даже просто музыкантом. Я в принципе и помереть не очень хочу, но ведь обязательно доведется… И если спросить меня: а кем бы ты хотел быть, то я отвечу то же, что сказал себе, когда мне было примерно двенадцать лет: я хочу быть поэтом.
Мне хочется оказаться способным сказать нечто важное. Обо всем: о времени, в котором я живу, о пространстве, о людях, о том, как я чувствую мир. И жанровые характеристики для этого не нужны.
В этом смысле мне созвучна мысль Владимира Высоцкого. Он говорил: «Ребята, я поэт, мои песни — это стихи под музыку». Я сегодня пытаюсь делать то же самое. А рок-н-ролл это, не рок-н-ролл, мне с возрастом перестало быть интересно. Какого жанрового решения потребует песня, такой она и будет. У каждой песни своя природа. Если ты толковый автор, ты не будешь воевать с ней, наоборот, будешь уважать эту природу. А человек, загоняющий себя в рамки только рок-н-ролла, только хардкора или чего-либо еще, закрепощает себя.
— То есть, у тебя нет такого подхода: это моя публика, а это не моя?
— Конечно, нет…Когда мы высылаем приглашения на концерт, я пишу: «Жду каждого». Мне все равно, рок-н-ролльщик ты или любитель классической музыки, слесарь или учитель… Мне важно, что ты человек, что мы можем встретиться, и у нас может состояться разговор.
Клубная культура отчасти имеет сектантскую природу, потому что она закрытая. Она всегда чуть-чуть для посвященных, для тех, кто вовлечен в некоторый музыкальный процесс. Мне очень нравится выходить за рамки этого, поэтому я рад выступать в концертных и театральных залах — они в хорошем смысле очень демократичные. Туда не побоится прийти и человек преклонных лет. В театре не страшно. Люди понимают, что приходят сюда на концерт, садятся в кресла в зрительном зале, и происходит то, что должно происходить на самом деле. Не распитие пива под музыку, когда ты как какой-то лабух в ресторане надрываешься, а то, ради чего они сюда пришли и ради чего этот человек выходит на сцену: ради песен и стихов в чистом виде — без допинга.
— Существует ли какой-то идеальный вариант разговора со зрителем?
— Нет такого варианта, и я даже не могу себе его представить. Как по мне, так идеальный разговор — это когда душа бурлит и мозги кипят. Когда вы с собеседником начинаете друг другу что-то доказывать, соглашаться или не соглашаться, спорить о чем угодно. Вы даже можете поругаться, а потом помириться. Вам должно быть интересно друг с другом. Идеальный разговор — это неравнодушный разговор.
— Тимофей, ты столько гастролируешь, что в Могилеве тебя видят реже, чем где-нибудь…
— Мне многие об этом говорят, причем, вечно пытаются выселить из Могилева: мол, ты уехал, все — не наш. На самом деле последние 2 года я живу на два города: Могилев и Воронеж. Конечно, в Воронеже я сейчас провожу очень много времени: у меня там семья, куча друзей и много разных дел, которыми я занимаюсь. В частности, фестивалем «Рамонский родник» и его проектами. Так уж вышло, что проходит он в Воронеже, и я вкладываю в него много сил и устремлений, потому что из бесчисленного числа фестивалей, на которых я бывал, этот наиболее соответствует лично моим задачам и представлениям о том, каким должен быть фестиваль авторской песни и поэзии. Хотелось бы, чтобы подобные мероприятия проходили и в Могилеве, но пока их нет.
— Чем так хорош фестиваль, что другие могли бы брать с него пример?
— «Рамонский родник» — единственный в своем роде фестиваль, ключевая цель которого — умная песня. И если она интересна, если в ней есть смысл, поэзия, то все равно, как она решена жанрово. Мы не боимся того, чтобы на фестивале были представлены разные направления. Главное, чтобы материал был качественный.
Я вообще к конкурсам любого рода отношусь весьма скептически, но на «Ра-монском роднике» есть конкурс, и я понимаю, что он важен. Не мне — начинающим авторам.
Сегодня мало подобных фестивалей. Есть хорошие, но в другом. Например, «Платформа», отколовшаяся лет 8 назад от фестиваля им.Грушина. А люди, которые становятся лауреатами нынешнего Грушинского фестиваля, у нас на «Роднике» иной раз в финал не выходят. И боюсь, что сегодня такие авторы, как Александр Башлачев, не были бы замечены там, потому что это немного «некрасивенько».
— На «Рамонский родник» могут попасть только российские авторы?
— Это международный фестиваль. Приехать может любой, и петь можно на любом языке, и вам будут очень рады, но все равно языковой барьер имеет место.
Два года назад у нас на фестивале был интересный опыт. Обладателем Гран-при стал могилевчанин Александр Мельников (у него свой есть проект Melazm). Саша выступил в поэтической мастерской со стихотворением «Слова». Вообще-то это песня, написанная двумя могилевскими авторами: русскоязычная часть текста написана непосредственно Сашей Мельниковым, а белорусскоязычная — Виталиком Рыжковым. На фестивале Саша, разумеется, читал текст полностью. Коллеги-жюри оценили в первую очередь русскоязычную часть, а потом попросили меня перевести для них и белорусскоязычный текст, потому что они его попросту не поняли. Мой перевод был, скорее, дословным, нелитературным, но жюри прочувствовало, насколько это цельное произведение, прониклось пронзительной мыслью о языке и ощущении человека с двумя родными языками и было единодушно в том, что Гран-при уедет в Беларусь. А вот в прошлом году на нашем фестивале Гран-при никто не получил, потому что не нашлось произведения, по которому жюри было бы единодушно.
— Как ты считаешь, настоящая литература должна выходить за рамки национальной культуры?
— Это трудный разговор. Так или иначе культура в конечном итоге понятие наднациональное. Культура — это процесс, это не нечто статическое, сложившееся, что ты видишь в музее или что опубликовано в учебнике. Габриэль Гарсия Маркес написал «Сто лет одиночества» лично для меня. Он написал книгу, живя на другом континенте, с другой стороны земного шара, но я от нее получаю истинное наслаждение, она меня обогащает и помогает мне понять, чем я живу здесь. Я точно знаю, что вся культура, которая создается человечеством, создается в том числе и для меня, и я очень благодарен за это. А на каком языке это делается — неважно. Мне неважно, какому народу и языку быть за это благодарным.
Беседовала Елена АЛЕЩЕНКОВА.