Минченко, П. «Я научился петь про любовь» / Павел Минченко // СБ. Беларусь сегодня. — 2011. — 4 июня. — С. 7.
Впервые его песни я услышал в начале 90–х прошлого столетия. Тогда не верилось, что автору–исполнителю, чье творчество очень уж здорово отличалось от социально–протестного «Кино» с «Наутилусом Помпилиусом» или слащаво–томного «Миража» с «Электроклубом», удастся чего–либо добиться на музыкальной стезе. Но я ошибся. Баль стал профессионалом — во всех смыслах этого слова. Заведует музыкальной частью Могилевского областного драматического театра, пишет музыку к спектаклям, которые идут в Могилеве, Минске, Смоленске, Москве, ездит по городам Беларуси и России с сольными концертами. И по–прежнему не мыслит себя без авторской песни. О которой я и предложил побеседовать. Но прежде чем начать диалог, попросил Александра определить, как он себя позиционирует — и в жизни, и в творчестве.
— Сложно сказать однозначно. Пишу тексты и музыку к спектаклям, но назвать себя композитором стесняюсь. Хотя бы потому, что нет соответствующего образования. И не рок–музыкант я: своей группы нет. В общем, просто человек с гитарой, который поет в разных стилях и жанрах. Каких? А это как на душу ляжет. О тематике можно сказать, что она также многогранна. Меня интересуют все аспекты жизни. И в песнях стараюсь высказать свой взгляд на явление. Скажем, есть у меня цикл «Война». Он посвящен не конкретной битве, не какому–то историческому промежутку времени. А просто войне, которая стала страшной трагедией для всех. И тех, кто уходит на поле боя, и тех, кто их провожает. Песни у меня разные. Одни интересны музыкально, другие — драматически. Недавно научился петь про любовь. Не просто «ой, люблю». А немного глубже. И сейчас мне не стыдно говорить, что верю в это светлое чувство. Хотя раньше стеснялся.
— А во что, кроме любви, веришь?
— К сожалению, ни в чем нельзя быть уверенным абсолютно. Получается, что сомнения не дают спокойно жить. Наверное, поэтому сочиняются песни. Понимаю: достаток невелик, яркое знаменитое будущее тоже вряд ли светит. Поэтому стараюсь найти удовлетворение в работе над каждой песней. Счастлив, когда что–то получается. Творчество, как мне кажется, вещь достаточно болезненная — если занимаешься им искренне, не на потребу. Когда внутри не щемит, не надо пытаться доказать окружающим, что ты талантлив. Тяжело все это. Но иначе, увы, не выходит. Оставь меня сейчас без гитары, без музыки, не представляю, что бы делал…
— Сколько у тебя песен?
— Точно не знаю. Никогда их не считал. Зачем? Из тех, что могу петь на концертах, — наверное, больше 300. Бывает, что за композицию становится стыдно. Особенно из ранних — когда есть нелепости музыкальные и смысловые. Тогда пытаюсь ее уничтожить и больше не пою. Редко, но случается, что какая–то песня переходит из одного этапа творчества в другой. А есть такие, в которых мне дорога мелодия, но слова перестали нравиться. Пытался менять — не получается.
— А какая самая любимая?
— Та, что в процессе создания. Ее напеваешь постоянно. Пока не придумаешь окончательно мелодию, слова, не выучишь до такой степени, что можешь петь на концерте. Вообще же, спрашивать о любимой песне — то же самое, что интересоваться у отделочника, какая квартира, где он ремонт делал, самая любимая. Не скажет. Но, пожалуй, назовет удачную. Так и у меня. Если песню чаще поешь во время выступлений, значит, она удалась лучше других.
— Шансон авторской песне не мешает?
— Нет. Хотя сама по себе бардовская песня не очень сильна по своей сути. Не всегда выдерживает проверку временем, которое стремительно бежит вперед. Ведь посмотрите, сейчас у нас все меньше интимности в простых человеческих отношениях. Благодаря прогрессу. Мы стали писать электронные письма, сообщая о каких–то фактах. Но при этом эпистолярный жанр пропал. Так и в музыке. Но в то же время, когда люди собираются у костра в тихий вечер — не на жуткую пьянку, а просто пообщаться, — то у кого–то в руках обязательно оказывается гитара. И поются песни, сочиненные в 1960–е, 1970–е, да и в 2000–е. Это звучит не так громко, как шансон. Но не значит, что на авторскую песню нет спроса. Есть. Свидетельство тому — бардовские фестивали. Да и не проводил бы я в Могилеве два раза в год концерты, если бы знал, что публика на них не придет. То же, что мы называем шансоном, сделано вычурно, шумно. Псевдоискренние чувства, которые пытаются изобразить исполнители, цепляют многих. Но нет там души. Авторскую же песню надо не просто слушать. Необходимо еще прислушиваться. К музыке, стихам, завуалированным в них ощущениям. Не у всех это получается. Давно заметил: для лучшего «внедрения» музыки в организм нужны бас, ритм определенный. Потому некоторые барды во время исполнения своих произведений начинают использовать барабаны. И получается такой «блатнячок». Зачем это делается? Да чтобы попасть на канал «Шансон». Человеку, бывает, говорят: если добавишь «опца–опца» да девчонок возьмешь на подпевку и подтанцовку — покажем тебя в телевизоре. Некоторые на это идут. Ведь засветиться на экране — значит впоследствии получить приглашение в коммерческие концерты. Предательство ли это своего дела? В какой–то степени да. Но нельзя упрекать исполнителя. Нельзя. Он просто пытается выжить. И цепляется за каждую возможность заработать.
— Фанаты у тебя есть?
— Фанаты, как правило, есть у тех, кто регулярно появляется в телевизоре, кого раскручивают клипами. Что же до меня, то есть люди, которым нравится мое творчество: достаточно большое количество могилевчан, посещающих каждый концерт. Знаю, некоторые мои песни поют. В бардовских кругах. Но происходит это почему–то, когда Александра Баля поблизости нет — до меня лишь слухи доходят. Хотя, если честно, было бы интересно услышать, как звучат мои произведения в чужом исполнении.
— Ты пишешь музыку к спектаклям. Лишь потому, что это твоя работа?
— Мне сам процесс нравится. А выглядит он следующим образом: приходит режиссер и говорит, что готовится такая–то постановка, в которой герои должны петь. Определяется стиль. Это в первую очередь. Ведь, согласись, ненормально, когда на сцене декорации пасторального поля с ромашками, а звучит тяжелый рок. В 90 процентах тексты приходится писать самому. Очень люблю, когда персонаж отрицательный. Тогда есть где развернуться, похулиганить. Когда ясна концепция, беру гитару и начинаю сочинять. Бывали спектакли, к которым за день писал сразу 5 песен. Приходилось работать одновременно и над 4 постановками. Случается, однако, наступает какая–то пауза. Тогда грустно становится. Оттого, что не приходит режиссер и не говорит, как классно все получилось. Или, например, не являются на запись актеры. Если начистоту, писать музыку к спектаклям — огромное удовольствие. И хочется, чтобы оно никогда не кончалось.
— Не буду задавать финального вопроса. Поставь логическую точку в нашей беседе сам.
— О чем сказать–то? Концерты — это огромный кусок жизни. Но когда во время спектакля вижу хлопающие в такт моим песням детские ладошки, понимаю, что такое настоящее счастье.