Театр

   Зинькевич, Л. Театр : здесь когда-то пел Шаляпин, смотрел кино Николай II, выступал Троцкий и летали синицы / Лариса Зинькевич // Могилевская правда. — 2001. — 5 января. — С. 3.

Не так уж много в Могилеве зданий, родившихся в веке 19-м, целехонькими простоявших весь богатый на потрясение 20 век и шагнувших в 21-й. В Могилевском драмтеатре каждый кир­пич, старинные кованые лестничные перила, побитый пулями флюгер — свидетели истории прошлого. Чаще всего нелегкой и трагичной. И театр — его часть…

Видно, во второй половине 19 века в губернском Могилеве было немало заядлых театралов, мечтающих о прилич­ном стационарном театре. Чтоб не стыдно было принимать в нем заезжие антрепризы, которые играли до этого, в нанятых по случаю зданиях. Как писал из­вестный могилевский краевед Иероним Филиппович, еще в 1847 году губернатор Н.А.Гамалея говорил о необходимости строительства театра. Но — зна­комая картина: у города не было для этого средств. А “сверху”, сколько ни ходатайствовали гу­бернские власти, денег не да­вали. Тогда власти обратились к местным толстосумам, но те тоже пожадничали. К примеру, тогдашняя владелица имения Буйничи пожертвовала на пост­ройку театра … 5 рублей, вла­делец местечка Дрибин и кня­зья Оболенский и Любомирский — по 10 рублей. Врачи, учителя, купцы, торговый люд собрали 6 тысяч рублей. Лишь к середине 1886 года сумма добровольных взносов, наконец, достигла 20 тысяч (4 тысячи рублей выдели­ли из горбюджета), чего, по рас­четам инженеров губернского правления Миляновского и Камбурова, должно было хватить на постройку театра на 500 мест.

Место выбрали в центре го­рода — площадь у Муравьевского сквера. В состав специаль­но созданного строительного комитета вошли городской го­лова Коптелев, полицмейстер Свидерский, почетный гражда­нин города Ратнер, а также ин­женер-строитель Петр Камбуров, по проекту которого и шло строительство театра.

От проекта трехэтажного здания театра в форме эллипса пришлось отказаться — уж боль­но низкого качества выпускали тогда кирпич местные частные заводы. Остановились на “прямоугольнике». Материалов и средств, кстати, понадобилось гораздо больше, чем планиро­вали — ведь театр строили на месте бывшего средневекового городского укрепления и неко­торые стены закладывали на глубине 10,5 метра. Только на театральный корпус ушло 25882 рубля. И заканчивали строитель­ство уже за счет ссуды, полу­ченной от городской Думы. Че­рез 2 года стоимость здания достигла 55 тысяч рублей, из которых 28 тысяч были собра­ны за счет пожертвований. Расположение и устройство лож могилевчане сделали по образ­цу Варшавского Малого театра, а художественную отделку, живописные и лепные работы вы­полнил местный художник Чернышев. Здание передали городу с условием, что театр ежегод­но будет представлять Могилевс­кому благотворительному обще­ству свою сцену для 6 любительс­ких спектаклей в пользу бедных.

14 мая 1888 года в день открытия театра, по свидетельству очевидцев, зал не смог вместить всех желающих. Шли 4 небольшие пьесы, особен­но публике понравились «Семей­ные сцены» с комическими ситуа­циями.

Театр сразу же стали снимать под антрепризы. Первый антрепренер — почетный гражданин г.Ор­ла Деркачев — заключил с город­скими властями контракт на 3 года с арендной платой в 1200 рублей в год. В труппе играло 15 человек, а спектакли шли под оркестр Ступеля.

Театр стал местом встреч го­родской интеллигенции. Могилевчанам было грех жаловаться на от­сутствие знаменитостей: на этой сцене выступали Рахманинов, Ша­ляпин, Собинов, гастролировали Комиссаржевская и Менделеева-Блок… В начале 20-го века увлече­ние театром было поголовным.

В царской ложе с вензелем смотрел здесь кинохронику Нико­лай II. А в революционные годы сцену, а также театральный балкончик над площадью, облюбова­ли для своих пламенных речей политики самых разных мастей, выступали Н.Крцленко, М.Кали­нин и Л.Троцкий. Один из нынеш­них «старожилов» театра — быв­ший главный художник Марк Ни­колаевич Волохов — вспоминает, что когда в конце 60-х на втором этаже в зрительном зале подни­мали пол, обнаружили старинные инструменты, гвозди, монетки и свернутые в трубку обои с лозунгом: “Смерть капиталистам-империалистам”. Видно, им и был ког­да-то “обернут» театральный бал­кончик. Правда, сберечь для по­томков атрибут истории не уда­лось — рабочие тут же приспосо­били уникальную бумагу: разделы­вали на ней селедку и пили водку.

Но хранил театр с 20-х годов и “вещдоки» пострашнее. Когда в 1967-м во время ремонта в зда­нии решили с одной стороны поправить провисший потолок, отту­да, вспоминает Марк Волохов, рух­нуло вековое “барахло”, пуды пыли, а также пулемет времен гражданской войны и скелет крас­ноармейца — в шинели, буденов­ке и ботинках!

Гитлеровцы во время оккупа­ции Могилева, надо сказать, тоже охотно ходили в старый театр. Волохову однажды попала в руки редкая фотокарточка: на театраль­ной площади стоит немецкий ав­томобиль, рядом — часовой, ко­торому что-то говорит офицер, а чуть поодаль тянется длинная очередь фашистских солдат в покры­тый камуфляжной краской театр. Много лет спустя в здании нашли металлический ящик времен Ве­ликой Отечественной, где лежала ведомость актеров на получение зарплаты и несколько советских рублей…

Удивительно, но еще полвека назад театр сохранял практически свою первоначальную патриархальную “начинку” и почти домашний уют. Художник-гример Екатерина Георгиевна Артемьева в театре с 1947-го, влюблена в него с молодости. (Ее отец до ре­волюции был одним из завзятых Могилевских театралов, знал лич­но всех тогдашних актеров, играл с ними в бильярд.) Она помнит, как в зале во время спектакля пах­ло печным дымком.

— В подвале тогда стояли ог­ромные калориферные печи,— рассказывает Екатерина Георгиевна. — И когда их протопят, в зри­тельном зале открывали на дымо­ходах красивые медные пластин­ки и шел теплый дух.

Балкон, ложи, галерка были отделаны бархатом. Спектакли шли под живую музыку — в оркес­тровой яме играл оркестр из музыкантов музучилища.

А по залу, бывало, летали… птицы.

— У нас в столярке держали синиц, а зимой — снегирей, кор­мили их, — вспоминает Марк Во­лохов. — И вечером они разлета­лись по всему театру.

Случалось, во время представ­ления на сцену выходили коты, тоже, между прочим, театральные жители. Да и сам Марк Николае­вич года 2 жил прямо в театре — квартиры не было.

В здешнем буфете актерам давали в кредит водочку и закус­ку. Народ был честный и возвра­щал долги с зарплаты.

Но как на совесть ни строи­ли в 19 веке, простоять больше сотни лет без капремонта театру оказалось не под силу. Сце­на, рассказывают, «садилась» за год сантиметров на 5, а местами она вообще висела в воздухе.

Подвал затопило однажды до по­толка. Потекла крыша. Электропроводка дышала на ладан и по­жарные частенько “опечатывали» ветхое здание.

Было время, когда старый те­атр хотели даже снести и постро­ить новый.

— Нас с директором Аллой Пав­ловной Борисовой вызывали на бюро обкома “защищать” театр, — вспоминает Марк Волохов. — И мы его отстояли. Архитекторы дали 5 предложений, где строить новый театр. Предлагались места в райо­не гостиницы “Могилев”, на Мышаковке, на месте стадиона “Спартак”, который предлагали снести… Я тог­да сказал, что если уж так приспи­чило новый театр строить, то луч­ше возводить его на площади Орджоникидзе… В Житомире, кстати, когда-то хороший был театр, его снесли и построили новый. Югосла­вы к ним как-то приехали, и гово­рят, показывая на театр: “Велико­лепный у вас универмаг!” Вот так же было бы и у нас. А ведь наш ста­рый театр лучший по качеству и аку­стике в Беларуси! Кстати, в 1929 году в Могилеве уже собирались построить новый театр на 1200 мест в традиционном советском стиле. Уже и проект был, и название — имени Горького. Но что-то, к счас­тью, стройке тогда помешало…

Могилев, наверно, единствен­ный город в Беларуси, где, доби­ваясь капитального ремонта ава­рийного здания театра, в начале 1990-х годов бастовали актеры. Они прошли с лозунгами на пло­щадь Ленина, к Дому Советов, что­бы их услышала областная власть во главе с тогдашним губернато­ром Николаем Гриневым. Это был “марш-бросок” отчаяния, который возглавляла Алла Борисова.

Тем временем, на ремонт те­атра собирала деньги, как неког­да на строительство, Могилевская интеллигенция; Дали благотворительный спектакль. Говорят, со­брали 800 рублей, но деньги съе­ла инфляция.

Teaтp, наконец, закрыли на капремонт и реконструкцию в 91-м. Тогда, казалось, что на 2—3 года, ведь построили же когда- то предки это здание всего за 2 года. Проект реконструкции теат­ра разработал могилевский архи­тектор Владимир Кузнецов. Он учел нереализованные детали из первоначального проекта Камбурова, добавил много своего. Дру­гой должна была стать сценичес­кая коробка, задумывались новые пристройки, подземные сооруже­ния. Интерьер планировали сде­лать таким, как в день первой пре­мьеры. Но Кузнецов рано умер. А театр с 93-го года превратился в один из многострадальных дол­гостроев. В ценах 91-го года ре­ставрация здания стоила поряд­ка 8 млн. рублей и столько же — реконструкция. Но денег катастрофически не хватало и полура­зобранный недоделанный “храм искусства” долгие годы представ­лял жалкое зрелище. «Постара­лись» и реставраторы: можно было полностью сохранить лест­ничные марши, но когда демон­тировали решетку на перилах, ее вырывали вместе с лестницами…

— Но основную историческую часть старались сохранить и архитекторы, и строители, — счи­тает директор центра по реставрации при УКСе облисполкома архитектор Наталья Кузнецова, для которой театр стал уже час­тью жизни. После смерти мужа, Владимира Кузнецова, ей дове­лось реализовывать проект ре­конструкции. Сейчас корректи­ровку проекта завершает инсти­тут “Могилевгражданпроект» и реставрационно-архитектурная фирма “Арт-М”. Основные стро­ительные работы делает Моги­левский стройтрест № 17, а суб­подрядчики, считай, со всей Бе­ларуси. Удастся ли им сохранить прежний “театральный дух”? Ос­танется ли ощущение и неповто­римость старой сцены? А нынеш­ние актеры драмтеатра пережи­вают за главное — акустику: она в старом театре была непревзой­денной.

Я считаю, что акустика дол­жна сохраниться, — говорит На­талья Кузнецова. — Структура зала осталась прежней. Един­ственное, что появилось — это надстройка сценической короб­ки: 112 летдазад она была недостроена, там не было колосни­кового настила. Но, по мнению специалистов, это не влияет на акустические данные

— Я считаю, что акустика дол­жна сохраниться, — говорит Наталья Кузнецова. — Структура зала осталась прежней. Единственное, что появилось — это надстройка сценической короб­ки: 112 лет назад она была недо- строена, там не было колосни­кового настила. Но, по мнению специалистов, это не влияет на акустические данные.

В здании театра сейчас “дым”, вернее, пыль коромыслом: шлифуют паркет. 1В зрительном зале на 330 мест восстановили весь прежний интерьер — балко­ны с резьбой, царскую ложу теперь украшает герб Могилева. Заказана шикарная мебель. Единственное новшество — каби­на для звукооператора и светоаппаратуры. Поручни ложи и бал­конов, стулья будут обтянуты зе­леным бархатом. Готов и зана­вес ручной работы теплого зеле­новатого цвета. Украшают зал и фойе шикарные люстры и бра. Их обрамляют восстановленные леп­ные украшения на потолках.

Гардероб и санузел теперь будут в подвале. А столярный, слесарный, бутафорский цеха, живописная мастерская, постирочная — в пристройках. В ложе “А” за театром — актерское фойе, репетиционный зал. Словом, театр спустя годы превращается в долгожданную “конфетку”. Воодружен на крыше и старый флю­гер с датой “1888″. Его хранил у себя во время затянувшейся ре­конструкции Марк Волохов. На портале театра и лестничных маршах стоят отреставрирован­ные кованые решетки, тоже с клеймом “1888″.

В свое время Наталья Кузне­цова объездила всю Беларусь, но кирпича необходимого качества для театра не нашла. (Неужели со времен архитектора Камбурова у нас в кирпичном производстве ничего не изменилось?) На восстановление фасадов вна­чале покупали кирпич в Латвии, а в последнее время — в питерской фирме “Победа-Кнауф». И здание сохранит свой естествен­ный “кирпичный» цвет.

Могилевчане очень соскучились по старому театру. Мы так долго ждали его открытия. Ведь, как писал Николай Гоголь, чьи пьесы не раз играли на здешней сцене, “театр ничуть не без­делица и вовсе не пустая вещь, если принять в соображение, что … вся эта толпа, ничуть не схожая межцу собой, разбирая ее по единицам, может вдруг потрястись одним потрясением, зарыдать одними слезами и засмеяться всеобщим смехом. Это такая кафедра, с которой можно много сказать миру добра».