Зинькевич, Л. Театр : здесь когда-то пел Шаляпин, смотрел кино Николай II, выступал Троцкий и летали синицы / Лариса Зинькевич // Могилевская правда. — 2001. — 5 января. — С. 3.
Не так уж много в Могилеве зданий, родившихся в веке 19-м, целехонькими простоявших весь богатый на потрясение 20 век и шагнувших в 21-й. В Могилевском драмтеатре каждый кирпич, старинные кованые лестничные перила, побитый пулями флюгер — свидетели истории прошлого. Чаще всего нелегкой и трагичной. И театр — его часть…
Видно, во второй половине 19 века в губернском Могилеве было немало заядлых театралов, мечтающих о приличном стационарном театре. Чтоб не стыдно было принимать в нем заезжие антрепризы, которые играли до этого, в нанятых по случаю зданиях. Как писал известный могилевский краевед Иероним Филиппович, еще в 1847 году губернатор Н.А.Гамалея говорил о необходимости строительства театра. Но — знакомая картина: у города не было для этого средств. А “сверху”, сколько ни ходатайствовали губернские власти, денег не давали. Тогда власти обратились к местным толстосумам, но те тоже пожадничали. К примеру, тогдашняя владелица имения Буйничи пожертвовала на постройку театра … 5 рублей, владелец местечка Дрибин и князья Оболенский и Любомирский — по 10 рублей. Врачи, учителя, купцы, торговый люд собрали 6 тысяч рублей. Лишь к середине 1886 года сумма добровольных взносов, наконец, достигла 20 тысяч (4 тысячи рублей выделили из горбюджета), чего, по расчетам инженеров губернского правления Миляновского и Камбурова, должно было хватить на постройку театра на 500 мест.
Место выбрали в центре города — площадь у Муравьевского сквера. В состав специально созданного строительного комитета вошли городской голова Коптелев, полицмейстер Свидерский, почетный гражданин города Ратнер, а также инженер-строитель Петр Камбуров, по проекту которого и шло строительство театра.
От проекта трехэтажного здания театра в форме эллипса пришлось отказаться — уж больно низкого качества выпускали тогда кирпич местные частные заводы. Остановились на “прямоугольнике». Материалов и средств, кстати, понадобилось гораздо больше, чем планировали — ведь театр строили на месте бывшего средневекового городского укрепления и некоторые стены закладывали на глубине 10,5 метра. Только на театральный корпус ушло 25882 рубля. И заканчивали строительство уже за счет ссуды, полученной от городской Думы. Через 2 года стоимость здания достигла 55 тысяч рублей, из которых 28 тысяч были собраны за счет пожертвований. Расположение и устройство лож могилевчане сделали по образцу Варшавского Малого театра, а художественную отделку, живописные и лепные работы выполнил местный художник Чернышев. Здание передали городу с условием, что театр ежегодно будет представлять Могилевскому благотворительному обществу свою сцену для 6 любительских спектаклей в пользу бедных.
14 мая 1888 года в день открытия театра, по свидетельству очевидцев, зал не смог вместить всех желающих. Шли 4 небольшие пьесы, особенно публике понравились «Семейные сцены» с комическими ситуациями.
Театр сразу же стали снимать под антрепризы. Первый антрепренер — почетный гражданин г.Орла Деркачев — заключил с городскими властями контракт на 3 года с арендной платой в 1200 рублей в год. В труппе играло 15 человек, а спектакли шли под оркестр Ступеля.
Театр стал местом встреч городской интеллигенции. Могилевчанам было грех жаловаться на отсутствие знаменитостей: на этой сцене выступали Рахманинов, Шаляпин, Собинов, гастролировали Комиссаржевская и Менделеева-Блок… В начале 20-го века увлечение театром было поголовным.
В царской ложе с вензелем смотрел здесь кинохронику Николай II. А в революционные годы сцену, а также театральный балкончик над площадью, облюбовали для своих пламенных речей политики самых разных мастей, выступали Н.Крцленко, М.Калинин и Л.Троцкий. Один из нынешних «старожилов» театра — бывший главный художник Марк Николаевич Волохов — вспоминает, что когда в конце 60-х на втором этаже в зрительном зале поднимали пол, обнаружили старинные инструменты, гвозди, монетки и свернутые в трубку обои с лозунгом: “Смерть капиталистам-империалистам”. Видно, им и был когда-то “обернут» театральный балкончик. Правда, сберечь для потомков атрибут истории не удалось — рабочие тут же приспособили уникальную бумагу: разделывали на ней селедку и пили водку.
Но хранил театр с 20-х годов и “вещдоки» пострашнее. Когда в 1967-м во время ремонта в здании решили с одной стороны поправить провисший потолок, оттуда, вспоминает Марк Волохов, рухнуло вековое “барахло”, пуды пыли, а также пулемет времен гражданской войны и скелет красноармейца — в шинели, буденовке и ботинках!
Гитлеровцы во время оккупации Могилева, надо сказать, тоже охотно ходили в старый театр. Волохову однажды попала в руки редкая фотокарточка: на театральной площади стоит немецкий автомобиль, рядом — часовой, которому что-то говорит офицер, а чуть поодаль тянется длинная очередь фашистских солдат в покрытый камуфляжной краской театр. Много лет спустя в здании нашли металлический ящик времен Великой Отечественной, где лежала ведомость актеров на получение зарплаты и несколько советских рублей…
Удивительно, но еще полвека назад театр сохранял практически свою первоначальную патриархальную “начинку” и почти домашний уют. Художник-гример Екатерина Георгиевна Артемьева в театре с 1947-го, влюблена в него с молодости. (Ее отец до революции был одним из завзятых Могилевских театралов, знал лично всех тогдашних актеров, играл с ними в бильярд.) Она помнит, как в зале во время спектакля пахло печным дымком.
— В подвале тогда стояли огромные калориферные печи,— рассказывает Екатерина Георгиевна. — И когда их протопят, в зрительном зале открывали на дымоходах красивые медные пластинки и шел теплый дух.
Балкон, ложи, галерка были отделаны бархатом. Спектакли шли под живую музыку — в оркестровой яме играл оркестр из музыкантов музучилища.
А по залу, бывало, летали… птицы.
— У нас в столярке держали синиц, а зимой — снегирей, кормили их, — вспоминает Марк Волохов. — И вечером они разлетались по всему театру.
Случалось, во время представления на сцену выходили коты, тоже, между прочим, театральные жители. Да и сам Марк Николаевич года 2 жил прямо в театре — квартиры не было.
В здешнем буфете актерам давали в кредит водочку и закуску. Народ был честный и возвращал долги с зарплаты.
Но как на совесть ни строили в 19 веке, простоять больше сотни лет без капремонта театру оказалось не под силу. Сцена, рассказывают, «садилась» за год сантиметров на 5, а местами она вообще висела в воздухе.
Подвал затопило однажды до потолка. Потекла крыша. Электропроводка дышала на ладан и пожарные частенько “опечатывали» ветхое здание.
Было время, когда старый театр хотели даже снести и построить новый.
— Нас с директором Аллой Павловной Борисовой вызывали на бюро обкома “защищать” театр, — вспоминает Марк Волохов. — И мы его отстояли. Архитекторы дали 5 предложений, где строить новый театр. Предлагались места в районе гостиницы “Могилев”, на Мышаковке, на месте стадиона “Спартак”, который предлагали снести… Я тогда сказал, что если уж так приспичило новый театр строить, то лучше возводить его на площади Орджоникидзе… В Житомире, кстати, когда-то хороший был театр, его снесли и построили новый. Югославы к ним как-то приехали, и говорят, показывая на театр: “Великолепный у вас универмаг!” Вот так же было бы и у нас. А ведь наш старый театр лучший по качеству и акустике в Беларуси! Кстати, в 1929 году в Могилеве уже собирались построить новый театр на 1200 мест в традиционном советском стиле. Уже и проект был, и название — имени Горького. Но что-то, к счастью, стройке тогда помешало…
Могилев, наверно, единственный город в Беларуси, где, добиваясь капитального ремонта аварийного здания театра, в начале 1990-х годов бастовали актеры. Они прошли с лозунгами на площадь Ленина, к Дому Советов, чтобы их услышала областная власть во главе с тогдашним губернатором Николаем Гриневым. Это был “марш-бросок” отчаяния, который возглавляла Алла Борисова.
Тем временем, на ремонт театра собирала деньги, как некогда на строительство, Могилевская интеллигенция; Дали благотворительный спектакль. Говорят, собрали 800 рублей, но деньги съела инфляция.
Teaтp, наконец, закрыли на капремонт и реконструкцию в 91-м. Тогда, казалось, что на 2—3 года, ведь построили же когда- то предки это здание всего за 2 года. Проект реконструкции театра разработал могилевский архитектор Владимир Кузнецов. Он учел нереализованные детали из первоначального проекта Камбурова, добавил много своего. Другой должна была стать сценическая коробка, задумывались новые пристройки, подземные сооружения. Интерьер планировали сделать таким, как в день первой премьеры. Но Кузнецов рано умер. А театр с 93-го года превратился в один из многострадальных долгостроев. В ценах 91-го года реставрация здания стоила порядка 8 млн. рублей и столько же — реконструкция. Но денег катастрофически не хватало и полуразобранный недоделанный “храм искусства” долгие годы представлял жалкое зрелище. «Постарались» и реставраторы: можно было полностью сохранить лестничные марши, но когда демонтировали решетку на перилах, ее вырывали вместе с лестницами…
— Но основную историческую часть старались сохранить и архитекторы, и строители, — считает директор центра по реставрации при УКСе облисполкома архитектор Наталья Кузнецова, для которой театр стал уже частью жизни. После смерти мужа, Владимира Кузнецова, ей довелось реализовывать проект реконструкции. Сейчас корректировку проекта завершает институт “Могилевгражданпроект» и реставрационно-архитектурная фирма “Арт-М”. Основные строительные работы делает Могилевский стройтрест № 17, а субподрядчики, считай, со всей Беларуси. Удастся ли им сохранить прежний “театральный дух”? Останется ли ощущение и неповторимость старой сцены? А нынешние актеры драмтеатра переживают за главное — акустику: она в старом театре была непревзойденной.
Я считаю, что акустика должна сохраниться, — говорит Наталья Кузнецова. — Структура зала осталась прежней. Единственное, что появилось — это надстройка сценической коробки: 112 летдазад она была недостроена, там не было колосникового настила. Но, по мнению специалистов, это не влияет на акустические данные
— Я считаю, что акустика должна сохраниться, — говорит Наталья Кузнецова. — Структура зала осталась прежней. Единственное, что появилось — это надстройка сценической коробки: 112 лет назад она была недо- строена, там не было колосникового настила. Но, по мнению специалистов, это не влияет на акустические данные.
В здании театра сейчас “дым”, вернее, пыль коромыслом: шлифуют паркет. 1В зрительном зале на 330 мест восстановили весь прежний интерьер — балконы с резьбой, царскую ложу теперь украшает герб Могилева. Заказана шикарная мебель. Единственное новшество — кабина для звукооператора и светоаппаратуры. Поручни ложи и балконов, стулья будут обтянуты зеленым бархатом. Готов и занавес ручной работы теплого зеленоватого цвета. Украшают зал и фойе шикарные люстры и бра. Их обрамляют восстановленные лепные украшения на потолках.
Гардероб и санузел теперь будут в подвале. А столярный, слесарный, бутафорский цеха, живописная мастерская, постирочная — в пристройках. В ложе “А” за театром — актерское фойе, репетиционный зал. Словом, театр спустя годы превращается в долгожданную “конфетку”. Воодружен на крыше и старый флюгер с датой “1888″. Его хранил у себя во время затянувшейся реконструкции Марк Волохов. На портале театра и лестничных маршах стоят отреставрированные кованые решетки, тоже с клеймом “1888″.
В свое время Наталья Кузнецова объездила всю Беларусь, но кирпича необходимого качества для театра не нашла. (Неужели со времен архитектора Камбурова у нас в кирпичном производстве ничего не изменилось?) На восстановление фасадов вначале покупали кирпич в Латвии, а в последнее время — в питерской фирме “Победа-Кнауф». И здание сохранит свой естественный “кирпичный» цвет.
Могилевчане очень соскучились по старому театру. Мы так долго ждали его открытия. Ведь, как писал Николай Гоголь, чьи пьесы не раз играли на здешней сцене, “театр ничуть не безделица и вовсе не пустая вещь, если принять в соображение, что … вся эта толпа, ничуть не схожая межцу собой, разбирая ее по единицам, может вдруг потрястись одним потрясением, зарыдать одними слезами и засмеяться всеобщим смехом. Это такая кафедра, с которой можно много сказать миру добра».