Трус, И. Февральская соната. Presto : [беседа с актером Могилевского областного драматического театра И. Трусом] / Иван Трус ; беседовала Ирина Берестова // Днепровская неделя. — 2016. — 24 февраля. — С. 4.
Могилевский драмтеатр наконец-то проснулся после долгого периода застоя, потерь и метаний и разбудил зрителя «Крейцеровой сонатой» в постановке Саулюса Варнаса. О спектакле заговорили в автобусах и на дамских посиделках. Давненько этого не было, честно говоря.
У нас в гостях Иван Трус — исполнитель главной роли, которому от души аплодируют, сбивая залитые слезами ладошки, впечатленные зрительницы. И не за красивые глазки — актер работает на сцене до седьмого пота.
О Саулюсе Варнасе, придуманном мире и весе
— Иван, вот любопытно: сколько вы теряете в весе за один спектакль? За одну «Крейцерову сонату»?
— Не знаю, честно говоря! Хотя была мысль взвеситься до и после. Надо будет заняться — самому интересно. Теряю, конечно… но это тот вес, который, к сожалению, очень быстро восстанавливается.
— Что вас так вдохновляет в этом спектакле? Откуда такой невероятный кайф, который заводит и зрителя? От того, что вы держите на себе весь спектакль? От материала Льва Николаевича?
— Все гораздо проще. Я летом уволился из Молодежного театра в Минске, в конце июня отыграл свой последний спектакль…
— Истосковались по сцене!
— Да! Хочется быть там, в прекрасном придуманном мире. Это как сигареты: сначала ты тайком за школой пускаешь дым, а потом уже начинаешь курить по-настоящему, и чтобы бросить, нужно прилагать усилия. Театр — привычка, от которой трудно избавиться.
Тем более, мне посчастливилось встретиться с Саулюсом Варнасом, я приехал в этот город только ради этого режиссера. Считаю, что сегодня он один из лучших действующих режиссеров в стране. Работал со многими его коллегами и знаю, о чем говорю.
— Наверное, просто водной точке планеты встретились единомышленники…
— До нашей встречи мы смотрели в одну сторону, но из разных углов. А здесь я с удовольствием принял его правила игры. Мне нравится быть под этим режиссером. Мне нравится вместе с ним придумывать какие-то вещи и вместе с ним воплощать их. Мне интересно.
О столице, провинции и теплой квартире
— А в Минске что не сошлось? У вас не было ролей?
— Нет, мне повезло с самого начала. После окончания Академии искусств сразу же попал в спектакль театра имени Горького «Анджело и другие», получил одну из главных ролей — старого цыгана. И — покатило, как говорят… Я десятый сезон на сцене, и на моем счету только три массовки.
— Тем более: менять Минск на Могилев!
— Многие задавали нам с женой этот вопрос: как, из столицы в область?! С ума сошли? А мы не меняли город на город. Мы меняли театр на театр. И если бы этот театр был в Пинске или в городском поселке, мы бы поехали туда. Неважно, какой город. Важно, что есть люди, которые тебя понимают. И мы сейчас благодарны судьбе, благодарны Саулюсу, благодарны городу, что осели здесь.
— А жилье? Такой наивный житейский вопрос.
— Это прекраснейший вопрос! И у меня на него есть прекраснейший ответ. Театр сделал все возможное. Мы буквально месяц-полтора пожили в общежитии, а потом нам предоставили арендное жилье — двухкомнатную квартиру в Казимировке, в новом доме. Теплую, хорошие полы, хорошие окна…
Многие думают, что Минск — это ого что такое! Но в Могилеве есть все то же, что есть и в Минске. Кроме разве что киностудии «Беларусьфильм», которая сейчас не функционирует. И эти 180 километров… Кроме разве что киностудии «Беларусьфильм», которая сейчас не функционирует. И эти 180 километров…
— Кроме всего, в провинциальном театре есть соблазнительная возможность играть главные роли…
— Я ни разу еще не называл этот театр провинциальным! На «Крейцерову сонату» приезжала Татьяна Орлова — светило белорусской критики, — после спектакля высказывала свои замечания, впечатления… Так вот она заметила: Могилевский драмтеатр, несмотря на какие-то буераки и рытвины, никогда не был провинциальным.
А вообще я уверен, что пройдет немножко времени, и о театре начнут снова говорить. Не только в Могилеве или в Беларуси. Приедут хорошие артисты. Я знаю многих талантливых ребят, которые сидят где-то в золотых или ржавых клетках и с тоской смотрят из них. Может, они найдут себя как раз здесь, на одной из старейших сцен. Здесь история, традиции, прекрасный коллектив.
О Матиссе, Сергее Маковецком и «Агате Кристи»
— А почему вдруг возникла «Крейцерова соната»? В трудные времена в той же Америке снимали комедии. Даже у нас в войну!
— Что касается спектакля, буду говорить словами нашего мастера. Он изучил много статистики по разводам, и она его потрясла: в одном районе, например, на десять свадеб десять расставаний. Мы показываем этот спектакль, чтобы люди узнавали свои собственные родинки. И задумывались. Театр не должен только развлекать.
— Мы с коллегой поставили за премьеру свои оценки: 65 на 35. 65 процентов — плюс, 35 — минус. В 35 входят какие-то излишне постановочные моменты, которые выдергивают зрителя из ауры переживаемого: например, простите, «завывания» главного героя. Нам и так уже понятно, что человеку тошно — и от себя самого, и от окружающего мира…
— Саулюс предлагает театр, которого я, например, раньше не знал. Мне всегда очень нравился МХАТ — нужно просто смотреть и верить в то, что происходит на сцене. А Вар-нас предлагает театр-сон. Все люди видят сны. И только нам самим известно, что бывает в этих снах. Что с кем там приключается, с кем мы целуемся, ругаемся… Поэтому многое для зрителя может быть неожиданным в этой режиссерской концепции. Почему Матисс писал кривые комоды? Таких же в реальности не бывает, неправда! Но человек растворяется в его живописи, в его таланте. Для создателей спектакля высшее принятие, когда зритель растворяется в том, что происходит на сцене.
— А вы знаете, что издалека, с какого-то ракурса напоминаете на сцене Сергея Маковецкого? Наши знакомые театралки заметили это. Вам это льстит? Вы с Саулюсом используете это в работе? Или вас это раздражает? Мне кажется, что актера-личность это должно раздражать.
— Самое смешное, что я первый раз об этом слышу. Поэтому у меня идет пока только процесс удивления, и все.
— Но вы любите Маковецкого? Боготворите?
— Он мне очень нравится как актер, я учусь у него. Но я не только его люблю и смотрю. А Папанова еще, например. Панина. Много могу назвать фамилий. Мы же берем базилик к этому блюду, а вот к тому нужно взять корицу…
— А кого же тогда боготворите?
— Даже не знаю. Глеба Самойлова из группы «Агата Кристи». Это из детства. Мальчишкой закрывал комнату, говорил папе, чтобы он ко мне не заходил, выключал свет, врубал магнитофон, становился у окна и пел вместе с Самойловым… Я и сейчас его слушаю.
О блинах, разделении труда и почве
— Кстати, по поводу базилика. Вы так профессионально вкусно это сказали! Хорошо готовите?
— Ой, я очень это дело люблю. И хорошо готовлю в самом деле. У нас с женой в семье прекрасное разделение труда: я готовлю, она — убирает.
— А что вы готовите? Фирменное? Так, чтобы: «А вот сейчас, ребята, я вас всех удивлю!»
— Ну не знаю… Моя жена любит, когда я готовлю всякие блины с начинками. Единственное/чего я не умею, так это печь толстые блины, для мачанки. У нас в семье эти искусством владеет только мама. А вот тонкие к мачанке не идут. Их мы едим с соленой сметаной, как на родине мамы в Кореличах. Попробуйте, очень вкусно.
— Иван, а на каком этапе жизни и профессии вы себя ощущаете? Вы еще учитесь или уже чувствуете себя вполне зрелым актером?
— Безусловно, учусь. Я вообще только начинаю жить! У меня этим летом появилась Катя, моя жена. Мы понимаем друг друга. У нас сложился тот замечательный альянс, когда один молчит, а второй понимает, о чем он молчит.
— А она может вам, к примеру, сказать: Ваня, а вот это и это мне в твоей игре не понравилось?!
— Она всегда все говорит. И я ее слышу. Катя приходила на все репетиции и прогоны и как-то заметила у меня на шее вот этот амулет. Подошла потом и сказала: «Иван, это нехорошо, надо снять. А не снимешь, я подойду к режиссеру!» Я не снял, и она выполнила свое обещание — подошла к Саулюсу. Он мне сказал: « Следующий спектакль вы играете без этого амулета!»
— А вечером вы с женой поссорились…
— Да ну что вы! Это же работа. И ее, и моя.
— Очень хочется надеяться на то, что вы у нас не временно…
— Я тоже на это очень сильно надеюсь. Хотел бы, чтобы мои корни проросли в эту землю. Почва-то какая!