Гайшун, В. Пока Моня играет гаммы, ничего плохого не случится : [беседа с автором выставки еврейских кукол В. Гайшун] / Валерия Гайшун ; беседовала Ирина Торпачева // Днепровская неделя. — 2016. — 2 ноября. — С. 5.
Cемен вышел на пленэр поснимать природу. Увидел даму, которая купалась без одежды, и погиб. Теперь он так и стоит.
Сара Цаликовна вышла из магазина с авоськой, наполненной молочными пакетами, и застыла на месте: мимо шла Нонна с сыном Додиком, и на ней было пальто из той же ткани, которую Сара Цаликовна купила в универмаге. Возмутительно!
Бася Шломовна, нарядившись для похода в ресторан, ждет звонка Менделя. Но… судя по всему, романтический вечер не состоится — телефон молчит, и надежды тают. А Бася столько времени потратила на прическу и маникюр!
Веселые и грустные сценки из жизни еврейского городка, которого теперь уже нет, представила на авторской выставке «Все проходит» замечательный мастер Валерия Гайшун. Каждая кукла — цельный художественный образ, остается только удивляться, как из обычной шерсти можно точно свалять не только фигурки, чемоданчики и прелестные дамские сумочки, но и легко считываемые зрителем человеческие эмоции.
У Гирши Кацнельсона скоро юбилей
— Валерия, вы живете в Минске, но большая часть вашей жизни, насколько я знаю, прошла в Бобруйске…
— Да, я 35 лет прожила в бобруйском военгородке, там есть такие красные дома…В детстве по вечерам я часто садилась рядом с дедушкой, и он читал мне сказки. Или гуляли — и он рассказывал про старые здания… Его еврейское имя было Гирш, но соседи называли его просто — Гриша. Когда началась волна эмиграции евреев из страны, из Бобруйска уехали многие его знакомые, друзья и родственники. Дедушка остался. Его спрашивали: «Ну как же так? Ведь все там!» Он отшучивался: «А вот я хочу попасть в Красную книгу».
Мой дедушка в войну служил в разведке. Знаете, в Подмосковье есть такая Зайцева гора? Ее еще называют высотой смертников. Дед выжил только потому, что был тяжело ранен и его вывезли из зоны боев. Каждый год потом он ездил туда, чтобы встретиться с оставшимися в живых ветеранами. Увы, их были считанные единицы. А я который год собираюсь съездить туда 9 Мая вместо него и все никак не соберусь…
Дедушка был один еврей в семье, и так, как он нас любил, больше не любит никто.
— Ваша идея создать коллекцию еврейских кукол — ностальгия по дедушке, по детству?
— Так целенаправленно к этой теме я не шла. Хотя, может быть… Я долго делала какие-то простые вещи из войлока — бусы, бабочек. А однажды решила переключиться на людей. И первая моя кукла оказалась евреем. Это был Гирш Абрамович Кацнельсон, я ему дала имя своего дедушки. 26 января у него юбилей — 5 лет. Потом он стал обрастать близкими и друзьями. У него появилась мама Циля Янкелевна — так на самом деле звали мою прабабушку. Жена Роза Моисеевна. И — очень талантливый сын Монечка. Моня старается вырасти в большого музыканта и постоянно репетирует, услаждая слух мамы. Имя «Монечка» возникло не случайно. Когда-то я прочитала книгу Эфраима Севелы, тоже выходца из Бобруйска, о евреях, которые не успели спастись от фашистов. И там была такая дерущая душу фраза: «Пока Моня играет гаммы, ничего плохого случиться не может».
Потом появились парикмахер, фотограф, продавец в газетном киоске… Сейчас у меня 60 кукол. На выставке в Могилеве представлены 42 из них.
В еврейской семье ребенок не бывает некрасивым
— Какая черта еврейского характера представляется вам самой главной?
— Абсолютная любовь к детям.
— Жертвенная?
— Нет, зачем жертвенная?! Абсолютная. Ребенок в еврейской семье не бывает некрасивый, не бывает неталантливый, не бывает дурак. Он самый лучший.
— Я знаю, что самым главным в еврейской семье всегда считалось — дать образование детям.
— Я не росла в еврейской семье, я росла с еврейским дедушкой. И он всегда мечтал, чтобы я закончила институт. Я его и закончила. Поступала, имея на руках троих детей, заканчивала уже с четырьмя. Училась заочно, но очень добросовестно. Все экзамены сдавала сама. А вот работать не пришлось.
— Четверо детей — уже работа!
— Старшей дочке уже 30. Второй — 28, она у нас стюардесса в «Белавиа». Младшей девочке — 17, сыну —15. У меня даже есть внучка, ей два года. И ждем еще прибавление.
— Вы похожи на своего дедушку в отношении внуков?
— Мне кажется, что я совсем придурковатая бабушка! (смеется). Как я люблю свою внучку, это ни с чем не сравнится.
А по поводу внешнего сходства… В нашей семье вообще никто не был похож на дедушку. Ну не достались никому его черты лица! Только цвет глаз у меня такой же. Но когда я открывала выставку в Могилеве, навестила сестру деда — тетю Розу, ей уже 90 лет. И тетя Роза отдала мне фотографии моего дедушки — совсем молодого, там ему лет 17, наверное, довоенные. И когда я приехала домой и положила рядом с фотографией сына фотографию деда… У них одно лицо! Это оказалось для меня откровением. Я ведь дедушку не видела никогда таким.
Жизнь — это боль? Неправда!
— Все представленные на выставке композиции проникнуты таким неподражаемым грустным юмором. Еврейским.
— Да, так рассказывать о жизни, о каких-то совсем несмешных вещах, кроме евреев, и правда не умеет никто. У нас люди больше склонны жаловаться, рассказывать, как же все ужасно плохо, и рассказывать с таким трагическим лицом! Дедушка любил анекдоты, был очень умным человеком. А еще — смиренным к жизни, умел принимать ее такой, как есть. Сейчас модна фраза: «Жизнь — это боль». Но это неправда, просто надо уметь посмеяться над тем, что происходит.
— Может, в этом собственно и состоит еврейское счастье?
— Ну еврейское счастье в общем-то имеет переносное значение… А если в прямом смысле, то, наверное, это так. По крайней мере, именно чувство юмора позволяло возрождаться этому гонимому народу, как фениксу из пепла. Любовь и чувство юмора.
Фото: Валерия Гайшун, Мария Хлыстова