Белоцерковский, Г. «Нельзя превращать сцену в улицу» : [интервью с актером Могилевского областного драматического театра Г. Белоцерковским] / Г. Белоцерковский ; записала А. Близнюк // Могилевская правда. — 2014. — 29 мая. — С. 9.
Что, если бы полвека назад мальчик из простой рабочей семьи послушался родителей и не стал забивать себе голову мечтами об искусстве? Что, если бы он так и остался работать на тракторном заводе? Что, если бы в народном театре его не заметил величайший театральный критик и педагог Дмитрий Орлов? Не было бы тогда у нас потрясающего актера, народного артиста Беларуси Григория Белоцерковского… Сегодня такое невозможно даже представить — артист уже сорок шесть лет на сцене, тридцать из них — в Могилевском драмтеатре. На его счету более 80 ролей!
В интервью «Могилевской правде» Григорий Яковлевич рассказал о том, с чего начиналась его карьера, о «некомфортных ролях» и способности оставаться самим собой на сцене.
— Григорий Яковлевич, поздравляем вас с получением почетного звания «Народный артист Беларуси». Что почувствовали, когда узнали о награде?
— Спасибо. Безусловно, получить награду из рук президента было приятно. И еще более приятно было услышать искренние и теплые слова поздравлений от друзей, коллег, преданных зрителей, которые пришли на мой творческий вечер, — это было самым лучшим подарком. Не было бы моих зрителей, не было бы и народного артиста Григория Белоцерковского.
— Прежде чем стать актером, вы успели попробовать себя в профессии, совершенно не связанной с искусством. Но судьба все-таки привела вас на театральную сцену…
— Стать артистом я мечтал с детства. Но когда рассказал об этом родителям, они пришли в ужас. Мама была категорически против, они с отцом хотели, чтобы я получил более «приземленную» специальность. Поэтому сначала я пробовал поступить «на хирурга», после — «на физика», в итоге стал студентом политехнического института, три года проработал на Минском тракторном заводе. Так что наказ родителей выполнил.
Тем не менее, о своей мечте не забыл — учась в политехническом институте, играл в народном театре. Там меня и заметил Дмитрий Алексеевич Орлов, предложил поступать к нему на курс в Белорусский театрально-художественный институт.
У Орлова учиться было сложно, но безумно интересно. Он был требовательным педагогом — до конца курса дошли только пятнадцать студентов из тридцати пяти, остальных «отсеяли» во время обучения. Помню, когда мы выпускались, Дмитрий Алексеевич каждому написал напутственные слова. В моем письме было: «Гриша, когда ты сыграешь сто ролей, станешь незаменимым артистом…» Его выпускники всегда были одними из самых талантливых, но почему-то плохо «расходились» по театрам…
Когда окончил институт, умерла мама, так и не смирившись с моим решением стать артистом… Я должен был остаться по распределению в Минске, но мы с однокурсниками решили поехать в Брест. В то время Брестский театр был лучшим в стране, с очень сильной труппой. Там я прослужил шестнадцать лет, потом перешел в Могилевский драмтеатр.
—Григорий Яковлевич, вам как представителю старшего поколения актеров видно, как изменился драматический театр в течение последних лет. Как изменился сам зритель?
— Очень многое изменилось. Приоритеты, условия работы актеров… Театр все больше уходит от Станиславского, становится коммерческим. Остается очень мало трупп, которые придерживаются старой школы. А как только театр начинает работать «на потребу» массовому зрителю, он перестает выполнять свою функцию.
С другой стороны, актерам и режиссерам сегодня приходится выживать. Тех средств, которые театры получают от государства, хватает на обслуживание здания, на зарплату работникам и на один спектакль в сезон. Все остальное — на свои средства. Поэтому театры занимаются не столько творчеством, сколько зарабатыванием денег. Все это очень печально, но не думаю, что театральное искусство исчезнет — у него очень глубокие корни.
Приятно отметить, что в последнее время зритель активнее пошел в театр. Все больше в зале становится молодежи, что особенно приятно. Помню, когда спектакль «Последний» поставили в программу «уроков эстетики», мы долго возмущались — что вы делаете, дети же не дадут играть, будут смеяться! А они весь спектакль сидели молча, а после даже устроили овации! Это было неожиданно… Простая история про ветерана – казалось бы, что они в ней нашли, что их так тронуло? Но раз мы смогли достучаться до их сердец — значит, все было не зря!
— Современные режиссеры постоянно пытаются удивить или даже шокировать зрителя своими экспериментами, придумывают все новые приемы, эпатируют публику. Как вы к этому относитесь?
— Театр всегда был исследовательской площадкой, все время искал какие-то новые формы, способы выражения. Если это направлено на рост, на развитие искусства – ради бога! Чем больше, тем лучше. Но когда все делается с одной целью — «удивить», — это уже не искусство. Театр должен показывать жизнь человеческого духа. Он должен удивлять, но это не самоцель. Театр — это место, где зал и актеры сопереживают. Не нужно превращать сцену в улицу!
В институте нас учили, что актер — это жесткая профессия. И если не хранить в себе искру искусства, соглашаясь на всякие сомнительные предложения ради денег, то профессия обязательно отомстит.
— Среди ваших ролей, наверное, самой необычной была роль Бога в спектакле «Вторая смерть Жанны д’Арк». Вы сами считаете себя Богом сцены?
— Нет, лучше сказать — я чувствую себя на сцене свободно. Меня ничего не сдерживает. Сказывается опыт, любовь к этой профессии, к зрителям. Мне комфортно на сцене, я выхожу к зрителям с открытой душой и всегда знаю, что хочу сказать им в этот вечер.
Роль Бога для меня оказалась одной из самых сложных. Поначалу я действительно пытался изобразить самого Бога. Однако потом нашел какое-то человеческое его воплощение.
У каждого актера есть и свои «некомфортные роли». Мне, например, тяжело давался Гальгют в «Школе шутов»… Но это только первое время, пока не найдешь какое-то свое решение образа. Парадокс — чем труднее «идет» роль, тем она дороже потом становится. И это привыкание происходит очень тяжело, приходится ломать себя, переступать через какие-то принципы. Зато потом начинаешь ловить кайф…
—Есть у вас какой-то ритуал перед выходом на сцену?
—Обычно я молюсь. Пришел к вере, когда заболела моя жена, актриса Наталья Абрамова. Мы тогда вместе с ней прошли обряд крещения, стали посещать храм. К сожалению, жена так и не выздоровела, но я не перестаю молиться. У меня дома стоит иконостас, стараюсь соблюдать все церковные праздники.
—Некоторые артисты признаются, что иногда бывает сложно выйти из роли, что с каждым спектаклем у актера даже характер меняется…
—Не знаю, как это происходит у других, я, пока дохожу от сцены до гримерки, как будто «выскакиваю» из своего персонажа. Актер на сцене надевает на себя маску другого человека. И что удивительно — при этом смотришь на себя в зеркало и замечаешь, как меняется лицо… В этом есть какая-то тайна. Психофизика настраивается на другой характер. И тут важно помнить — ты не становишься другим человеком, а лишь ставишь себя на сцене в те условия, в которых находится твой персонаж. Молодые актеры думают: нет, обязательно надо что-то изображать! Это неправильно, ведь ты просто примеряешь на себя роль, оставаясь при этом самим собой!
Прежде чем выйти на сцену, ты должен отбросить все личное. Даже если дома какие-то неприятности, даже если на кого-то зол. Иначе все это сразу станет видно зрителю. Нельзя злиться на сцене, потому что это мелко и пошло. Гневаться — пожалуйста, это уже из «больших категорий». А то, что ты приносишь с собой, — мелко, это житейские дела. Старое поколение актеров уже привыкло так работать — каждый спектакль, как в последний раз!
— Но так же здоровья не хватит…
— А как по-другому? Выражение «горит на работе» — это точно про актеров, поэтому они так мало живут. Начинаешь себя беречь — становишься посредственностью. Это сразу видно, это холодно, не греет… Зачем тогда зрителю идти в театр? Можно в кино пойти, там хотя бы попкорн есть!
— Каждый актер мечтает сыграть своего «Гамлета». У вас эта мечта сбылась?
— В институте я мечтал сыграть Дон Кихота — мечта сбылась еще в Брестском театре. Гальгюта из «Школы шутов» тоже хотел сыграть — узнал об этой пьесе незадолго до работы над постановкой и загорелся. Была когда-то мечта исполнить роль Клода Фролло из «Собора Парижской Богоматери», но как-то не сложилось. Сейчас работаю над моноспектаклем «Последняя лента Крэппа» по пьесе Сэмюэля Беккета — очень хороший материал, в свое время его играли Джигарханян, Евстигнеев. Если Бог даст здоровья, то в следующем сезоне, как раз к моему юбилею, поставим это произведение на сцене.