Театр – это поэзия в пространстве

Варнас, С. Театр – это поэзия в пространстве : [интервью с режиссером Могилевского драмтеатра Саулиусом Варнас] / Саулиус Варнас ; записала А. Близнюк // Могилёвская правда. — 2014. — 20 марта. — С. 9.

Он хорошо знаком могилевскому зрителю по спектаклям «Тарелкин» и «Фрекен Жюли», не раз выступал в качестве члена жюри театрального фестиваля «М@RТ.Контакт», а с января этого года его назначили главным режиссером Могилевского драмтеатра… Знакомьтесь — Саулиус Варнас!

С первых минут общения этот человек покоряет своей открытостью, интеллигентностью, стилем. А легкий акцент придает его удивительной личности еще большее обаяние. Он из тех людей, которых хочется слушать и слушать. К тому же ему действительно есть что рассказать…

— Саулиус, вы уже третий месяц в Могилеве. Успели привыкнуть к городу?

— Могилев мне хорошо знаком, и мне действительно нравится здесь. Это один из тех городов, в котором не хочется садиться в транспорт, хочется гулять по улицам, обмениваться энергией с природой, с окружающими. Мне особенно нравится Свято-Никольский монастырь, в нем очень мощная энергетика. Хоть я и католик, люблю посещать православные храмы. По-моему, нет разницы, какую веру ты исповедуешь, ведь все религии — это поднятие на одну гору, только разными тропинками.

— Вы долгое время были свободным режиссером, ставя спектакли в театрах разных стран. Почему вдруг решили осесть в Могилеве?

— Мне всегда нравилось работать в качестве приглашенного режиссера, знакомиться со странами, театрами, актерами. Но в такой работе есть и свои минусы. Например, спектакль, поставленный мною в Македонии, был приглашен на два фестиваля в Индии, на фестиваль в Турции. Поездки не состоялись, потому что я был далеко. Мне стало немножко обидно, ведь столько сил было вложено в эти работы. Поэтому сегодня мне захотелось дать какую-то цельную программу, сделать цикл спектаклей с одной труппой.

Почему выбрал именно Могилев? Однажды я поставил перед собой задачу сделать на одном и том же материале пять разных спектаклей. «Фрекен Жюли» и «Тарелкин» были показаны в самых разных театрах, я работал над ними со звездами театра и кино, мы собирали полные залы. Но почему-то работы именно могилевского театра оказались мне более близки. Мне кажется, что в нашем сотрудничестве может быть что-то любопытное и полезное как для меня, так и для театра.

— А как семья отреагировала на ваш переезд?

— Моя Эмилия, как жена декабриста — она ездит за мной по всему миру. Но еще она знает, что когда я работаю, мне нужно быть одному. Режиссура — это профессия отшельника. Слава богу, жена понимает меня, она всегда была толерантна к моему образу жизни, за что я ей очень благодарен.

Сын Эдгар занимается международным бизнесом и так же, как и я, путешествует по миру. Поэтому мы с ним тоже видимся не так часто, как хотелось бы.

— Насколько мне известно, несмотря на то, что вы воспитывались в творческой семье, первое ваше образование было техническим, и с театром вас свела случайность?

— Да, я действительно рос в творческой атмосфере. Моя мама выступала в первом профессиональном ансамбле Литвы. Она пела народные литовские песни, танцевала, играла на нескольких инструментах. Мой отец изготавливал эксклюзивную мебель. Мне очень нравилось наблюдать за его работой. Он долго думал над очередной вещью, делая чертежи. При этом не любил обсуждать свои идеи до того, как работа не будет закончена. И, признаться честно, я больше нигде не видел таких качественных вещей, какие создавал мой отец. Он стал для меня примером. Еще в юности я решил, что любое дело буду делать либо очень хорошо, либо вообще не стану браться за него.

Мысли о театре всегда жили во мне, правда, в юности думал, что актерская карьера — это что-то недостижимое. Поэтому после школы я оказался в политехническом институте, на архитектурном факультете. Уже в институте познакомился с парнем, который ходил на актерские курсы Юозаса Мильтиниса. Подумал, а чем я хуже? На следующий год пошел поступать, и меня приняли.

После работал в театре актером. Хотя Мильтинис еще думал о том, принимать ли меня в свою труппу. Говорил: «Ты же так хорошо учишься в политехе, значит, тебе там нравится. Тогда что ты тут делаешь?» Я отвечал, что учусь там только потому, чтобы меня не забрали в армию…

В своих интервью вы не раз отмечали, что Мильтинис был очень жестким руководителем…

— Принимая меня в театр, он сказал: «Если скажу тебе весной, что свободен, ты должен уйти». Он всем так говорил. И многие действительно уходили.

Мильтинис был очень требовательным. После работы с ним я сказал себе, что больше никому не позволю так с собой обращаться. С другой стороны, мне нужно было через все это пройти, чтобы выучиться хорошо, стать кем-то. Мильтинис требовал по максимуму. И в таких условиях ты всегда делаешь больше, чем можешь позволить себе в нормальной обстановке.

После окончания политехнического института я поехал поступать в Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии на режиссера. Но Мильтинису сказал, что буду поступать на факультет иностранных языков. Поскольку я хорошо знал немецкий язык, он мне поверил. Если бы он узнал правду, сразу выгнал бы меня.

Курс набирал известный режиссер Александр Музиль. Очень мудрый, талантливый человек, когда-то работал с самим Мейерхольдом. Я благодарен судьбе, что мне довелось у него учиться. Позже я видел много театральных школ, но таких сильных педагогов-теоретиков театрального искусства, как в Ленинграде, нигде не встречал.

— После окончания учебы вы вернулись в Литву и даже одно время возглавляли театр им. Мильтиниса. Вам не кажется, что это довольно сим­волично?

— Судьба всегда очень мудро распоряжается нами. Мы сами не понимаем, зачем нам нужны те или иные испытания. Ничего в нашей жизни не бывает лишним. В юности, например, я страшно не хотел попасть в армию. Что только ни придумывал, чтобы не идти служить! Я тогда уже учился в Ленинграде. За меня ходатайствовали ректор университета, министр культуры Литвы, даже один знакомый генерал! Ничего не помогло, меня все равно призвали. Служил недалеко от Новосибирска, в стройбате. И я рад, что судьба распорядилась именно так. Это был колоссальный опыт, мне довелось познакомиться с фантастически интересными людьми. Отслужил десять месяцев, вернулся на учебу, догнал курс и совершенно ничего не потерял — только приобрел.

— Вы ставили спектакли в самых разных театрах мира. Где больше всего вам понравилось работать?

— Мне всюду нравилось, везде по-своему. Нельзя сказать, что красное яблоко вкуснее, чем желтое — оно просто другое. Точно так же и с театром. Например, македонцы очень взрывные, темпераментные. Там даже с неподготовленными актерами можно сыграть так, что энергия будет выплескиваться через край. Они прекрасно фиксируют рисунок, который ты задаешь. Если поставишь у них спектакль, они его не изменят со временем, пусть даже к ним приедет работать другой режиссёр.

Мне близка русская школа, поскольку сам учился в Питере и знаю эту кухню изнутри. Это очень сильный и уважаемый’ во всем мире театр.

Англичане очень техничны, но они не настолько сжигают себя. Их театр больше «лежит» на литературе. Литва имеет свои прелести — здесь преобладает некая ритуальная игра.

— В современном театре очень много экспериментов. И иногда режиссеры в своем стремлении выделиться могут зайти слишком далеко. Сегодня вполне привычными стали постановки, в которых на сцене бегают голые актеры и при этом, например нецензурно выра­жаются. Где граница между театральным искусством и пошлостью? Гениальностью и бездарностью?

— Иногда режиссером может быть придуман какой-то шокирующий эффект только для того, чтобы обратить внимание зрителя на себя, чтобы вырвать его из обывательской жизни, чтобы его потрясло, обидело, шокировало… Но если режиссер выбрал такой путь, в конечном итоге нужно выйти на качество. Однажды в Испании я попал на такой спектакль, где в самом начале актеры появились на сцене голыми. А потом стали бросать помидоры в зал, где сидели дамы в шикарных вечерних нарядах, мужчины в костюмах… При этом все двери были закрыты… Зрители были в шоке, они возмущались, кричали. И тут снова открыли занавес, и началась спокойная субтильная игра чеховской драматургии…

Главное, что режиссер хочет донести до зрителя. Он должен вызвать зрителя на диалог с собой. И для этого совершенно не обязательны слова, разговоры, наоборот, запутывают. Важно ввести зрителя в тишину, в свою тишину. У каждого свои проблемы, и каждый будет отвечать на вопросы по-своему. Достоевский говорил: «Пока человек ищет истину, он жив». Главное, чтобы мы были все время в пути.

Для меня театр — это поэзия в пространстве. Эту поэзию можно сочинять светом, музыкой, телами, движениями, звуком, семантикой. Ты владеешь всеми инструментами, можешь играть ими. Причем текст в театре приобретает другой смысл, другое качество. Ты можешь придумать свою историю, текст — это лишь точка отсчета.

— Какие цели вы ставите перед собой и перед актерами могилевского театра? Над чем сейчас работаете?

— Готовим новую постановку по пьесе Гоголя «Женитьба». В то же время занимаюсь просмотром уже имеющегося репертуара, чтобы понять, что нужно оставить, что нет, как планировать дальнейшую работу. Мне хочется, во-первых, чтобы театр приобрел, свое лицо, свой театральный язык. Задача в том, чтобы репертуар достиг образности, художественной ценности. Чтобы это было не просто «говорильня» со сцены, а присутствовал творческий поиск.

Во-вторых, мы поговорили с режиссерами театра и сошлись на том, чтобы сделать цикл публицистической, документальной драматургии, основываясь на том, что сегодня актуально в газетах, в новостях. Будем вести разговор со зрителем на малой сцене.

В-третьих, хотелось бы сделать цикл работ по классической драматургии, которую сегодня проходят в школе. Попробуем привлечь детей к искусству, это будет что-то вроде литературных вечеров. Возможно, даже поставим со школьниками спектакль.

— Работа режиссера требует много сил, и нужно какое-то время на их восстановление. Как вы отдыхаете?

— Я люблю побыть на природе. Каждое лето мы с женой едем к морю.

Еще я очень много читаю, на моем столе всегда лежат книги. Сейчас — это биография Франциска Скорины и книга по энергетике, которую приобрел в Челябинске. Однажды я ездил в Индию, где познакомился с индийскими монахами. Многие из них, несмотря на свой возраст, так молодо выглядят и ведут активный образ жизни. И дело вовсе не в каких-то особых условиях, все мы живем на одной земле. Просто они умеют владеть своей энергией. Этому нужно учиться. А мы вместо этого слишком много времени уделяем материальному. В жизни мы имеем в тысячу раз больше вещей, чем нам не­обходимо. В моей комнате есть книги, шкаф. Есть горный хрусталь — камень, который подходит мне по энергетике. И больше мне ничего не надо! Главное, чему мы должны уделять внимание, — эта духовное. Нужно на­капливать только то, что ты можешь, уходя с тонущего корабля, взять с собой…