Гришанова, Людмила. Папинка в огне : [история семей могилевчанок В. Чигаровой и Н. Ильюшенко] / Людмила Гришанова // Днепровская неделя. — 2018. — 17 января. — С. 4.
Предков могилевчанки Валентины Чигаровой, носившей до замужества фамилию Петрова, на Папинке, где они издавна жили, называли «кавказскими». Петровых в посаде за Дубровенкой на берегу Днепра обитало немало, вот и давали разным семействам прозвища, чтобы различать представителей могучего родового клана.
Пуля ранила мать
— Дед или прадед моего отца, Ивана Петрова, 20 лет служил в царской армии на Кавказе, — говорит 82-летняя Валентина Ивановна. — Оттуда и жену Настю привез. Поселились они в самом конце улицы Папинской (сейчас она называется Заводской) по ту. сторону нынешнего моста, ведущего к проспекту Шмидта. В доме под сотым номером жили мои дедушка с бабушкой, родители папы. Ту часть Заводской за мостом снесли…
Валентина Ивановна рассказывает о том, что ее отец женился в 1931 году и тогда же построил свой дом на участке, где она живет до сих пор. Вот только сам родительский дом, как и остальные строения на Папинке сожгли во время Великой Отечественной войны немецко-фашистские оккупанты.
Первой жертвой немцев на Заводской стала мать Валентины. Еще до их прихода в 41 -м на правый берег Днепра Ивана Петрова мобилизовали в народное ополчение для рытья окопов. Его жена Анна с двумя дочерьми, 6-летней Валей и 4-летней Аней, пережидали вражеские обстрелы с левого берега в «блиндаже», как называет старушка окоп на соседском участке, в котором и ночевали.
— В блиндаже прятались и другие соседки с детьми, — продолжает коренная жительница Папинки,—Ранним утром женщины выбирались из укрытия, чтобы протопить печки в домах и приготовить еду. Немцы, заметив дымы над трубами, начали стрелять. Шальная пуля, пройдя через бревно дома, ранила маму и застряла между ребром и кожей. Всю мамину жизнь пуля двигалась к сердцу, но удалить ее врачи не брались.
Как ни странно, но поначалу захватчиков жители Папин-ки встречали вполне спокойно. Дочки Петровых с соседями стояли возле своего дома, когда увидели военных в незнакомой форме, говоривших на чужом языке. Одна из папинских кумушек вынесла им навстречу угощение—огурцы со своего огорода.
Немцы с факелами
— Мой отец, а он по возрасту был непризывной, с мужем маминой сестры пошел с ополченцами из Могилева, но, натолкнувшись на врагов, они решили возвращаться в город, — вспоминает прошлое бывшая учительница,— Папа с дядькой переплыли Днепр в районе городского вала.
Иван Иванович живописал родным картину, увиденную им. Вся площадь перед парком Горького была усеяна убитыми и ранеными. Когда он с родственником добрался до парка, там встретил красноармейцев. Один из военных, наставив на них пистолет, приказал вернуться за раненым и указал, за кем конкретно. С риском для жизни мужчины вытащили с площади советского офицера, но в парке уже не было тех, кто отправил их спасать раненого. Могилевчане не бросили спасенного человека, определив его в госпиталь, и только потом пошли домой к швагеру, жившему на Гвоздовке.
Когда немцы оккупировали Могилев, то по улице Заводской регулярно водили военнопленных из Луполовского концлагеря на лесопилку для заготовки пиломатериалов, необходимых для восстановления моста через Днепр. Взрослым жителям Папинки запрещалось выходить на улицу, когда по ней двигалась колонна. Конвоиры не обращали внимания только на детей, когда те передавали продукты оголодавшим людям. Валентина тоже делилась с военнопленными домашними припасами, которые выделяла для них мать. До тех пор, пока на девочку под напором страждущих не упала калитка, придавив ее. Валя потеряла сознание и впредь пряталась, заслышав топот колонны.
— Стоны и вой постоянно доносились с другой стороны Днепра, где находился концлагерь, — вспоминает пожилая женщина.
Но самое страшное ожидало Петровых в 1943 году. Когда оккупанты выгнали жителей Папинки из их домов.
— Нас выселили, а дома какое-то время стояли опустевшие, — возвращается Валентина Ивановна к пережитому.— Наша семья ушла жить в чужой пустующий дом на Борисо-Глеб-ской улице. Отец тогда работал в парниках возле училища. Как-то мама предложила сходить домой за вещами. Я, мама, младшая сестра Аня пришли в тот момент, когда по нашей улице ходили немцы с факелами. Я видела, как они выбрасывали из окон мебель, а потом подожгли дом. Мы стояли на берегу и плакали…
Волки смотрели в окно
Жительница Папинки из переулка 2-й Советский Нина Ильюшенко (в девичестве — Вольвач) вспоминает о войне, к началу которой ей исполнилось 10 лет.
Совсем маленькой Нина Вольвач потеряла отца.
— Папа упал на кожзаводе в открытый чан с водой и бежал мокрым домой по холоду, после этого долго болел и умер. Мама и я остались жить в доме с папиным братом и его женой. Тот довоенный дом тоже стоял на участке, где сейчас живу. Жили тяжело, мама зарабатывала на хлеб тем, что застрачивала сапоги. Сапожниками были и отец, и его брат.
Нина Владимировна хорошо помнит довоенное детство. Как от бедности ее мать ходила в детдом, находившийся внизу возле Ильинской горы, на которой стояла недействующая Успенская церковь, просить для маленькой дочки старые списанные валенки. В деревянном здании, которое и впоследствии называли «детдом», в войну жили немцы.
— В церкви до войны находился склад. Мы с подружками лазили в него. Было интересно посмотреть «дом Бога», на стены с росписями, лепнину, высокие своды. В складе хранились отруби в мешках. К ним крепились ярлыки с печатями, которые казались нам такими красивыми, что мы брали их себе на память. После войны церковь стояла без купола и практически без крыши.
Когда старшие подружки пошли в школу, а Нине, родившейся в январе, до школьного возраста не хватало четырех месяцев, она так заскучала, что сама пришла проситься в первый класс СШ № 11, где все предметы преподавали на белорусском языке. Девочку посадили третьей за первую парту. Учительница думала, что малышке быстро надоест учеба, но Нина оказалась способной и упорной. Тогда учительница сказала: «Передай маме, чтобы принесла твои документы».
Война оборвала учебу и детство Нины. После Победы она училась недолго, став швеей-ударницей. За доблестный труд ее награждали медалью и орденом Ленина. Но взрослая жизнь была в будущем, а в оккупации о^а и голодала, и мерзла. Родительский дом сгорел, подожженный фашистскими факелами, как и остальные жилища на Папинке. Пришлось девочке с матерью скитаться по чужим углам.
— Как-то ночью немцы ходили по домам на улице Грушевой, где мы тогда квартировали, искали безработных, — вспоминает Нина Ильюшенко. — Мама спряталась под кроватью, на которой я лежала. А когда мы жили в подвале дома на улице Свердлова возле церкви, то осколками снаряда, попавшего в дом на Ильинской горе, снесло с нашей крыши печную трубу. Но еще страшнее было, когда за мамой и мною пришел полицейский: нас хотели угнать в Германию. Полицейский отвлекся, пошел в чулан в поисках колбасы, а мы, бросив вещи, убежали и вернулись на свое погорелище. Там построили будку и жили в ней. Зимой из леса к нашей будке приходили волки и заглядывали в оконце…
«Разбитая церковь»
Уже после освобождения Могилева Вольвачи смастерили во времянке печку. За кирпичами для ее кладки Нина Владимировна ходила, как она говорит, к «разбитой церкви».
— У моей подружки была детская коляска. С нею мы отправлялись к церкви за обломками кирпичей. С подругой ходил и ее брат, поэтому к ним завозили по две коляски кирпича, а ко мне — одну,— уточняет Нина Ильюшенко.
Скорее всего дети набирали обломки стройматериалов не от стен храма, которые тогда оставались целыми, а от церковной башни, взорванной вместе со школой фашистами в октябре 1943 года.
В 1945 г. в Могилеве производилась оценка ущерба, причиненного немецко-фашистскими захватчиками «зданиям-памятникам, состоявшим под государственной охраной». Члены комиссии, в которой были известный искусствовед, в то время начальник инспекции охраны памятников архитектуры БССР М.Кацер, легендарный партизанский командир, генерал-майор, ставший после войны председателем Могилевского горисполкома И.Королев, довоенный директор областного краеведческого музея, инспектор охраны памятников архитектуры Могилевской области И.Мигулин, настоятель Трехсвятительской церкви К.Радзивинович и другие, констатировали в документах, которые теперь хранятся в Госархиве Могилевской области: «По плану и наружному виду Успенская церковь XVII века близка к Богоявленской. Интересен прежде всего ее фасад. Он обработан колоннами, покрытыми лепным орнаментом. Внутри храм был расписан». На описании церкви приходится остановиться потому, что храм взорвали в 1957 году — в одну ночь с ратушей. То, что на Папинке не уничтожили оккупанты, росчерком пера стерли с лица земли советские градоначальники. Удивительно, но «памятник белорусского барокко» оказался настолько прочным, что еще в 1966 году здесь оставалась крупная часть стены. Долгое время в Могилеве это место называли «разбитая церковь».
Людмила ГРИШАНОВА.