Елфимов, П. Я упорно пытался не стать музыкантом : [интервью с певцом Пётром Елфимовым] / Пётр Елфимов ; беседовал Валерий Чумаков // Союзное государство. — 2020. — № 1—2. — С. 98—101.
Певец Пётр ЕЛФИМОВ понял, что стал популярным, когда его стали узнавать инспектора ГАИ
С Петром мы встретились после концерта в Деловом и культурном комплексе посольства Беларуси в России. Мне повезло, в гримёрке кроме самого артиста была его жена и главная помощница — Татьяна КОСМАЧЁВА
— Пётр, есть такой известный девиз «С песней — по жизни!». А с какой песней по жизни идёте вы? Какая для вас самая главная?
Пётр: — Такой вопрос мне впервые задают, я об этом никогда не думал. Есть несколько произведений, которые периодически, под настроение, под ту или иную ситуацию, возникают у меня в голове. По ним, кстати, можно узнать, хорошее у меня настроение или нет. Мне очень нравится композиция шведско-американского гитариста Ингви Мальмстина Alone In Paradise. Очень люблю Queen, их песни Who Wants То Live Forever и Too much love will kill you. Нравится практически весь саундтрек к фильму «Горец». Просто я по жизни, как Дункан Маклауд, неугомонный боец, меня очень сложно сломить, можно расстроить, но не выбить из колеи. У меня есть такие песни, как Princes Of The Universe того же Queen, и другие, от которых настроение сразу поднимается. Но произведение, к которому я очень долго шёл, о котором мечтал, которое надо было прожить, пропустить сквозь свою душу, это ария Иисуса Христа из рок-оперы Ллойда Уэббера и Тима Райса Jesus Christ Superstar. Когда её исполняю, внутри меня что-то переворачивается, она каждый раз меня убивает и каждый раз воскрешает.
— Вы исполняете её иначе, чем Ян Гиллан. Не лучше и не хуже, но иначе.
П.: — Когда ты берёшься за произведение такого уровня, ты просто обязан его не испортить и дело совсем не в том, кто лучше споёт. Когда ты юн, тебе хочется ноты спеть, показать мастерство, технику. Но когда ты начинаешь понимать, о чём поёшь, тогда для тебя это утке не просто ноты, это жизнь.
-Но ведь арию вы поёте на английском языке…
П.: — Когда понимаешь смысл, уже неважно, английский язык, белорусский или русский.
— Как для маленького Пети Елфимова началась музыка?
П.: — Абсолютно неосознанно. Пел я всё время, сколько себя помню. В первую очередь благодаря дедушке и ещё советскому телевидению, которое когда-то показало ансамбль «Песняры» с песней «Коляда». Дедушке она очень нравилась, вероятно, нравилась и мне, потому что она была такая весёлая, позитивная. Я сам не помню, но дедушка рассказывал, когда я к ним с бабушкой приезжал, что я всё время напевал: «Ой, калядачкі, бліны-ладачкі». Тогда я ещё в подробности текста не вдавался, да и было-то мне всего года четыре.
Потом, я же потомственный музыкант, у меня вся семья музыканты. Мама и папа — дирижёры-хоровики, брат — скрипач и бас-гитарист, бабушка великолепно, просто божественно пела, дедушка хоть и не учился музыке, но играл на любом музыкальном инструменте, который мог попасть ему в руки: на аккордеоне, гармошке, гитаре, на ложках, бутылках.
— У вас не было шанса не стать музыкантом?
П.: — Ни одного, хотя я упорно пытался уйти от этого «наказания». Но меня уже в шесть лет отдали в школу с музыкальным уклоном, где я пел в хоре и учился по классу трубы. Так я мучился до 8-го класса. Очень устал заниматься музыкой и собирался бросить это дело, потому что любил рисовать и учился параллельно в художественной школе. Так продолжалось лет до 13—14, когда я наконец осознал, что люблю и хочу петь. Я пел всё время, да и грех тогда было не петь, когда по телевизору крутят пронзительно музыкальные «Три мушкетёра», «Гардемарины, вперёд!»… Так что не петь было просто невозможно, песня сама из души рвалась.
— Но поют-то все, только слава не ко всем приходит. А как вы её впервые ощутили?
П.: — Даже и не знаю, была ли это слава… Это было после «Славянского базара», 2004 год.
Татьяна: — А как же кавээновская сборная РУДН, 2003 год, ария Пятачка в стиле «Арии», это тоже была слава.
П.: — Да, но это было скорее так: «О, а ты из кавээна!» Настоящая слава — это другое. Это когда моему папе, когда он шёл на работу, знакомые сказали: «Там какой-то парень из Беларуси на «Славянском базаре в Витебске» Гран-при взял!» Он тогда с гордостью сказал: «Не какой-то, а мой сын». И ему не поверили. Вот тогда я понял, что это действительно признание. Самый яркий момент был, когда мы после «Славянского базара» Соло на трубе, ехали с Танюшей в машине. Нас было За фортепиано — человек шесть или семь в стандартном мама автомобиле, рассчитанном максимум на пятерых. То есть мы злостно нарушали Правила дорожного движения. Тут пост ГАИ, нас тормозят, и мы понимаем, что всё, сейчас нас оштрафуют. Я выхожу из машины, а сотрудник ДПС смотрит на меня и говорит: «Пётр, это вы?! Мы гордимся вашей победой!» Всё, нас даже не проверяли. Вот тут действительно понимаешь, что люди тебя любят и уважают. И это нужно ценить и беречь.
Т.: — Однажды мы остановились на трассе в каком-то кафе перекусить, а рядом припарковались ребята на новом микроавтобусе с таким вытянутым носом. Увидели Петра, дают ему чёрный маркёр и просят: «Распишитесь на капоте». Я говорю: «Да вы с ума сошли, маркер ведь не смывается», а они: «Ничего, он нам нравится».
П.: — Да разные были весёлые случаи. Стою я, стоит рядом наша белорусская футбольная команда, один из игроков вдруг на меня показывает и громко так говорит: «О, его любит моя жена». — «Что, бить будете?» — «Нет, автограф хочу».
— А потом вас пригласили в «Песняры»…
П.: — Это было вскоре после гибели Владимира Георгиевича Мулявина. Я тогда учился на третьем курсе консерватории, и мне позвонила Танюша. Вернее, Татьяна Владимировна, мы тогда ещё не были мужем и женой. Позвонила и говорит: «Петя, привет, ты ещё поёшь?» Я говорю: «Привет, да, ещё пою».
Т.: — Мне тогда поручили возродить «Песняры». Честно скажу, я была категорически против. Я И сейчас думаю, что можно сделать какой-нибудь другой ансамбль: «Наследие Песняров», «Молодые Песняры», «Новые Песняры». Потому что везде, где любят этот ансамбль, «Песняры» — это Мулявин. В крайнем случае, Дайнеко, Мисевич, Пеня…
П.: — Позвонила мне Татьяна Владимировна и говорит: «Мы возрождаем ансамбль «Песняры». Хочешь попробовать стать солистом?» Как можно было отказаться, когда я эту музыку с детства любил, слушал и пел? Пришёл и попробовал. А через год снова пришла Татьяна Владимировна и сказала: «Хватит, поехали на «Славянский базар». Так и закончилась моя служба в Государственном ансамбле «Песняры».
— Что для вас «Славянский базар»?
П.: — Если говорить о творческой карьере как артиста, это был настоящий выстрел. Перешедший в большую любовь и к Витебску, и к фестивалю. И к команде Родиона Михайловича Басса (продюсер, инициатор проведения «Славянского базара» и его генеральный директор. — Ред.), в которую я пришёл уже после победы. Вообще, к победе на «Славянском базаре» в 2004 году я шёл семь лет, с 17 лет.
Т.: — Восемь, с шестнадцати. В 1990-х я на белорусском телевидении занималась музыкальным конкурсом молодых артистов эстрады «Зорная ростань» («Звёздный перекрёсток»). В рамках витебского фестиваля мы делали концерты лауреатов телеконкурса, таким образом наши молодые артисты побывали на «Славянском базаре». Петя стал лауреатом «Ростани» в 1996 году, в 16 лет.
П.: — А в двадцать четыре я вышел на большую сцену Летнего амфитеатра в Витебске и — ба-бах! — выстрелил.
— Евровидение стало следующей мишенью?
П.: — Скорее этапом. Первое моё Евровидение, тогда ещё бэк-вокалистом у дуэта «Александра и Константин», прошло в том же 2004 году в Стамбуле. Мы тогда вообще были первыми участниками конкурса от Беларуси. Вообще, Евровидение как музыкальный конкурс само по себе для меня интереса никогда не представляло. Мы поехали, представили честь страны, выступили достойно, всё прошло красиво. Но это было мероприятие скорее политическое, чем культурное…
— Ваше участие в шоу «Голос» на Первом российском канале. Вы, победитель «Славянского базара», дважды участник Евровидения, магистр и преподаватель вокала. Что вас потянуло на шоу для творчески молодых и неизвестных?
П.: — Не что, а кто. Студенты. Как вы правильно сказали, я тогда преподавал в минском Институте современных знаний, студенты ко мне пришли и говорят: «Пётр Петрович, а вы не хотите выступить на «Голосе»?» Я посмотрел, думаю: а почему нет? Хорошее шоу.
Т.: — На этапе слепых прослушиваний Пётр пел песню «Полетели». И уже в самом начале к нему повернулся Леонид Агутин. В его команде мы успешно дошли до четвертьфинала. К сожалению, Пётр сильно заболел, сидел на уколах, поэтому пройти дальше не получилось.
— Наставник вас чему-то научил?
П.: — Мне с ним было очень полезно пообщаться. Я Леонида безмерно уважаю как композитора и музыканта, и во многих вещах он меня просто успокоил, помог как профессионал. Так ведь всегда бывает. Когда Танюша говорит: «Да расслабься ты, выдохни», не так эффективно действует, как если это со стороны слышишь. Вот и здесь Леонид мне сказал: «Петя, выключи педагога. Все здесь и так знают, что ты можешь и как ты можешь. Никто так больше здесь не может, и доказывать это не надо. Так что выключи». И всё, это очень хорошо сработало. И теперь я действительно, выходя на сцену, выключаю педагога, расслабляюсь. Потому что я не робот. Невозможно всегда быть как натянутая струна. Иногда бывает, что ты приболел, чем-то расстроен, ещё что-то. Но люди, которые приходят тебя послушать>, они любят твоё’ творчество, и даже если тебе где-то что-то не удалось, они тебе это простят. Потому что знают, ты пахарь и в следующий раз наверстаешь всё в двойном объёме.
— Сейчас вы преподаёте вокал в московском Институте современного искусства. Чему учите студентов?
П.: — Работать. Я им говорю: «Я вас не научу. Я могу вам объяснить, рассказать, показать, разжевать. Но если вы не будете работать каждый день с утра до вечера, ничего у вас не получится». Научить невозможно, можно только научиться.
— Что для вас важнее — сцена, институт или семья?
П.: — На первом месте, конечно, семья. Работа тоже важна, и это счастье, что мы умеем семью и работу разделять. Вернее, пытаемся. Очень сложно это делать, потому что работы меньше не становится, и слава богу. Но мы с Танюшей делаем так: стоп, встали, вышли. Всё.
Т.: — Это Танюша так делает. А Пете ничего не остаётся.
П.: — У нас выходной может быть в любой день, и отпуск мы можем себе сделать в любое время.
Т.: — Отпуск мы устраиваем так. Я говорю: «14-го числа мы улетаем и возвращаемся 24-го». И двух мнений быть не может, потому что и билеты, и апартаменты, и трансфер, и всё прочее уже заказаны и оплачены. Иначе мы никогда время не выберем и никуда не поедем.
— Дочка Полина по вашему пути пойти не планирует?
П.: — Слава богу, нет. Полина идёт по пути профессионального фотографа, и это у неё прекрасно получается.
Т.: — Она окончила музыкальную школу и потом долго не могла забрать аттестат. Я уже хотела сама идти, но Полина сказала: «Не надо». Наконец она его принесла домой, покрутила в руках, посмотрела и говорит: «Хватит нам в доме одного несчастья».
П.: — Я очень рад, что она нашла себя в другом деле, которое любит. Потому что, повторюсь, любая профессия плоха, если ты ею не горишь. Если ты печёшь хлеб или тачаешь, сапоги, ты должен это любить, иначе зачем вообще это делать? Если будешь заниматься тем, от чего у тебя не горят глаза, будешь несчастным человеком.
— Чего вам не хватает для счастья?
П.: — Самая большая мечта — как можно больше всего успеть. Мы хотим, достроить дом в Подмосковье. Чтобы в доме была душа, был уют и можно было в этом уюте творить и всё успевать.
Беседовал Валерий ЧУМАКОВ, Москва