«Тот, кто чувствует за собой вечность, не будет гадить под стенами храма»

Марзалюк, И. «Тот, кто чувствует за собой вечность, не будет гадить под стенами храма» / Игорь Марзалюк ; беседовала Лариса Зинькевич // Могилевская правда. — 2011. — 11 февраля. — С. 14.

Керамический черепок, женское украшение, фрагменты оружия из древних городищ и курганов, кусок кирпича старинной городской кладки — все это может сказать археологу и  историку, какими мы были, к примеру, 10 столетий назад, что носили, ели, где жили, чем болели… Какие у нас были традиции, культура? Как мы уживались с собой и с остальным миром? Один из тех, кто ищет ответы на эти вопросы, — доктор наук, завкафедрой археологии и специальных исторических дисциплин МГУ имени Кулешова Игорь Марзалюк.

Вот уже больше двух десятилетий он  исследует историю Могилевщины. А недавно президент страны торжественно вручил известному ученому аттестат профессора.

— Игорь Александрович, поздравляем! Если не ошибаюсь, вы один из самых молодых в МГУ ученых, ставших доктором наук и профессором…

— Обижаете! Не в университете, а в Беларуси, причем за всю историю 20 века я был самым молодым в исторических дисциплинах кандидатом наук, самым молодым доктором и сейчас— самый молодой профессор.  Кандидатскую защитил в 27 лет, докторскую — в 35, профессором стал в 41 год.

 — А почему сегодня среди молодых ученых так мало докторов наук и профессоров? Трудно защититься?  Сказать свое слово в науке? На истфаке университета, к примеру, преемственность поколений существует?

— Существует, у нас много ярких молодых талантливых ученых. К примеру, наша кафедра — единственная в университете, где абсолютно все  кандидаты наук и доценты. И все молодые — средний возраст 35 лет. Конечно, это сложно: у нас очень жесткая система формального отбора Высшей аттестационной комиссией. Необходимо опубликовать определенное количество статей, причем в специализированных журналах, без которых вас не допустят к защите даже кандидатской. А стать доктором наук без опубликованной по профилю диссертации монографии — в принципе невозможно. 

Наука — это тяжелый хлеб. Не буду за всю «дивизию» говорить, но для меня работать по 16—18 часов в сутки — это нормально. А когда писал свои тексты диссертационные — вообще со временем не считался. Почему я так быстро защитился? Во-­первых, у меня очень хорошая семья: в этом году будет уже 20 лет, как мы с женой вместе, и она всегда меня прекрасно понимала и поддерживала. Единственное, что умею хорошо делать, — это моя профессия. Никогда не жил на один оклад, у меня всегда были фундаментальные хоздоговорные темы. И сегодня у меня очередная фундаментальная тема, которую финансирует Совет Министров, — «Урбанизация белорусского Поднепровья и Посожья». По итогам 5 лет планирую издать, как минимум, 5 книг. По Шклову будет коллективная монография вместе с Ольгой Левко: она уже много лет исследует Рыжковичи, а я  несколько сезонов подряд — Старый Шклов. Кроме того, собираемся исследовать Быхов и его окрестности, комплекс памятников в Радомле Чаусского района — там есть славянский материал 7­-го столетия, лепные горшки, можно сказать, на огородах валяются. Потом на очереди Чериков — нашли очень интересное раннее поселение 10—11 веков, с которого и начинался  когда­то город. Планирую издать новую монографию по Могилеву с учетом моих последних 15 полевых сезонов, куда вой­дет много новых материалов.

— Еще в 1993-­м во время раскопок вы нашли свидетельства того, что Могилев  старше даты, от которой официально отсчитывает свое рождение — 1267-­го года. Некоторые исследователи утверждают, что ему вообще не меньше тысячи лет…

— Я фантазировать не буду… В 1993­-м на территории парка имени Горького, на могилевском городище, мы нашли ранний культурный слой, а в нем то, что до нас еще никто не находил, — раннюю керамику, украшения. С тех пор прошло много лет, и сегодня можно с уверенностью сказать: Могилев основан в конце 10­-го — начале 11 века как погост, что со старославянского означает «место сбора дани». Сначала это была киевская дань — мы нашли на горшках клейма Владимира Святославовича, крестителя Руси. Когда Владимир отдал Полоцкое княжество Рогнеде и сыну Изяславу, Могилев стал полоцким городом, я в этом глубоко убежден. Вернее, правый берег был полоцким, а левый — смоленским. У Изяслава было два сына — Брачислав и Всеслав. Мы знаем, что Всеслав умер в 1003 году. А я во время раскопок нашел горшок с княжеским клеймом на донце, и, если согласиться с мнением, что этот знак принадлежал Всеславу Изяславовичу, то не позднее 1003 года на территории нынешнего парка Горького был представитель княжеской администрации. В 11­-м веке здесь возник первый мощный укрепленный замок, в 12­-м был подсыпан вал, возвели башни. Ведь это просто идеальное место для сбора дани — Днепр хорошо виден и Дубровенка. Ни один корабль не проскочит! Таким образом, Могилев возник как прибрежная крепость, форпост Полоцкой земли. А в 12­-м —13­-м веках это уже был  малый город, имел яркую материальную культуру… Я бы хотел провести в этом году дополнительные поисковые работы  в парке Горького, пока еще возможно. Потому что не потревоженного, не перемешанного бульдозерами культурного слоя осталось немного, и так важно эти фрагменты исследовать. Мы по 20—30 сантиметров земли руками перебираем! Кстати, по заказу отдела культуры мы выполнили проект охранной зоны на все памятники археологии Могилева. И в ходе наблюдений за археологическими работами в центре города, «спасительных» раскопок — получили массу уникального материала. 

— А чему может нас, таких продвинутых и компьютеризированных, научить прошлое?   

— Наука — очень прагматичная вещь. Это тот инструментарий, который позволяет человеку решать свои нынешние проблемы: чем больше мы понимаем себя в прошлом, тем больше понимаем, почему мы такие сейчас. Есть вещи, которым нам у предков еще учиться и учиться!  Во время раскопок на могилевском замчище мы нашли женский браслет — с виду простенький, из оловянно­свинцового сплава. Но когда доставали, у меня сердце екнуло, чувствовал: что­-то будет! На внешней его поверхности — ромбовидный орнамент, похожий на тот, что сейчас на государственном флаге Беларуси. А с другой стороны было то, что дороже золота и серебра: непонятное, на первый  взгляд, слово «жеот». Оказалось, это искаженная с греческого калька: геодис — земля. То есть  ромб — символ женщины и земли, оберег. Это значит, что женщина, которая его носила в 12 столетии,  умела не просто писать, а знала основы греческого языка! Сейчас этим браслетом можно полюбоваться в экспозиции Музея истории Могилева… За Могилевским колледжем искусств на улице Ленинской мы принудили строителей остановить работы  и исследовали то, что еще можно было исследовать. Нашли мастерскую могилевского художника конца 17­-го—начала 18­-го века. А там — кубочек для грунтовки холста, стеклянную емкость с зеленой акварелью… Каждая вещь помогает нам восстановить контекст эпохи, сделать палитру прошлого более полной. Благодаря археологии, которая имеет дело с конкретными вещами, можно нарисовать индивидуальный портрет каждого человека.  Как писал Василий Ключевский, история ничему не учит, она наказывает тех, кто не хочет понимать ее уроки. И незнание реальной истории, когда люди верят мифам, что именно их народ — самый великий, самый главный, а кругом все ничтожные, фальшивое восприятие прошлого нередко приводят к коллапсу, политическим и экономическим катастрофам. Но ученых, как правило, редко слушают…

— Недавно жители областного центра выбирали десятку «творцов могилевской истории» и называли среди них Спиридона Соболя, Евдокима Романова,  Александра Дембовецкого…Какими бы именами вы дополнили этот список? 

— Для меня именно эти личности — определяющие в истории города. Я бы добавил сюда еще первого могилевского летописца Трофима Сурту. Соболь — наш первопечатник, человек европейского уровня образования. Дембовецкий — образцово­показательный чиновник, нашел деньги на издание «Опыта описания Могилевской губернии». А Романова люблю особой любовью: мой путь в науку начинался с публикации именно про него…
Как только человек начинает жить одним днем, у него становится короткая память, он начинает вести себя не по­людски. А тот, кто чувствует за собой вечность, совсем по­другому относится к тому, что вокруг него: не будет гадить под стенами храма, не станет говорить, что вот эта обвалившаяся стена — мусор, и ее надо разбить бульдозером. Он понимает, что этому кирпичу — 300—400 лет, и его надо сохранить. 

— В этом году мы будем отмечать 70­-летие начала Великой Отечественной войны и легендарной 23­дневной обороны Могилева в июле 1941­-го. Как, по­вашему, можно еще достойно увековечить имена защитников города?  

— Мне кажется, лучшая дань памяти тем, кто сложил головы под Могилевом, кто погиб  во время страшного отступления в 1941-­м, кто освобождал город в 1944­-м, — это проведение поисковых работ и выявление новых захоронений тысяч неизвестных погибших. Заниматься этим надо не только под юбилей, а каждый год. Поисковый отряд «ВИККРУ» Николая Борисенко делает доброе дело, им бы денег побольше. Потому что самое важное — вот такие волонтерские акции.  Это и патриотизм, и нормальная, не на один сезон, работа по поиску и идентификации останков. Даже если среди них отыщется один медальон — это все равно важно: родственники будут знать, где человек сложил голову.  Есть такая традиция — живой истории. Я считаю, что к этому юбилею крайне важно записать воспоминания еще живых свидетелей военного прошлого — ветеранов, тех, кто помнит оккупированный Могилев. Самое страшное, когда это замыливается, становится агиткой. А через призму каждой отдельной семьи воздействует иначе. В свое время я успел записать на кассетный магнитофон воспоминания своего деда, который брал Кенигсберг, получил за штурм орден Славы. 

Но есть вещи, которые мы теряем. Нам бы создать институт исторической памяти, как у евреев, поляков, собрать и зафиксировать в воспоминаниях все  важнейшие военные события 20 века, включая войну в Афганистане.  Это колоссально бы воздействовало на воспитание! Иначе происходит профанация. Ведь говорить и воспитывать — разные вещи.