Шутова, Л. Вдыхая мир / Лариса Шутова // Могилевская правда. — 2011. — 11 февраля. — С. 15.
Книжка могилевской поэтессы Надежды Полубинской оказалась у меня в руках случайно. Сборник размером – с ладошку. Тонкая обложка. Простое название «Капля и море» на фоне этого самого моря. Но именно нарочитая простота и дает понять: самое ценное – не в обложке, а в том, что скрывается под ней. В неслучайности поэзии.
Лирика сборника может показаться противоречивой и надуманной, если не принять того, что поэтесса — человек настроения и вдохновения:
Вдыхаю мир и выдыхаю мир,
И не ищу под солнцем постоянства.
Все состоит
все больше из пространства,
Во вне, во мне… эфир, один эфир.
Вдыхаю мир и выдыхаю мир…
Это, пожалуй, один из основных принципов творчества Полубинской — воспринять, прочувствовать, выплеснуть на бумагу иногда в самых простых, иногда в затейливых, а иногда и в сложных интеллектуальных образах. Кто-то увидит в этих образах влияние творчества Анны Ахматовой, Сергея Есенина, Марины Цветаевой и, возможно, даже Владимира Маяковского. Кто-то — присутствие «твердых форм» стихосложения. Словом, каждый увидит то, что захочет увидеть. А неповторимый стиль поэтессы останется.
Сквозь рифмы проглядывает душа, в рифмах бьется мысль. Мысль о человеке, в зависимости от обстоятельств — сильном в своей слабости или же слабом при всей своей силе, о человеке с предрешенной судьбой, за повороты которой он тем не менее ответственен сам:
Нет, не вправить моего горба
Вашим, други,
всемогущим клиникам —
Вытравила из себя раба
Я.
И клинья выбила все клинышком,
Перышком летучим, стерженьком,
Словом,
накопившим гордой силушки.
…Думали, что маюсь я горбом –
Оказалось — за спиною крылышки!
Глубоко личных откровений на страницах «Капли и моря» немало. Привлекает и ироничный юмор, с которым Надежда Полубинская поглядывает то на себя, то на свое творчество:
Скандал! Гудит Парнас:
разброд в тетрадке!
Смеется надо мной честной народ –
Взяла и Музу позвала на грядки,
Пегаса запрягла — ив огород!
***
В мою скрижаль вписалось густо
Одним движением души,
И правдой ставшее искусство,
и ставшая искусством жизнь.
И коль пошла не тою мастью,
То как ни тужься, ни пляши,
Но не творец я — только мастер,
Великий путаник души.
Есть в сборнике и неслучайная поэма. С коротким названием — «Память». А далее в скобочках пояснение: «попытка родословной». Простые слова, незатейливые рифмы и такая же незатейливая проникновенность:
Шурочка, Шурка —
красавец пшеничный,
Сокол, соколик ее ясноглазый! —
Будет до смерти
он матери сниться,
Только живым не увидит ни разу…
Или вот:
Тетка вернулась живой
из Неметчины —
В этом судьба
хоть немного потрафила.
Старших ее
(память пребудет им вечная!)
Знаю по старым
я лишь фотографиям.
До боли понятно. Это — Полубинская, ее голос. Понятный человеку, идущему с ней по одной улице… Пассажиру, едущему в промерзшем дизеле с книжкой на ладошке. Этот пассажир, возможно, изредка нахмурится, отметив несовершенство рифмы, не всегда понятный образ, слегка подтрунит над интонациями из Серебряного века… Но он дочитает до конца — с этими строками теплее.