Гигин, В. Неудобный «инцидент» : убийство генерала Духонина в свете нового свидетельства участника событий / Вадим Гигин // Беларуская думка. — 2016. — № 12. — С. 64-71.
В ноябре 1917 года Могилев был последним белорусским городом, находившимся под контролем антисоветских сил. Эпизод с походом отряда балтийских матросов на «контрреволюционную Ставку» стал неотъемлемой частью легендарной истории Октябрьской революции.
Переход власти от Временного правительства к большевикам никак нельзя назвать бескровным. Жертвы были в Петрограде, жестокие бои шли в Москве, в других городах. Но именно убийство в Могилеве генерала Духонина стало по-своему символичным, знаковым. Причем настолько, что даже появился эвфемизм «отправить в штаб к Духонину»: в годы Гражданской войны это означало неминуемую смерть. Недавно обнаруженный архивный документ, непосредственно касающийся захвата большевиками Ставки Верховного Главнокомандующего в Могилеве, позволяет добавить новые штрихи в портрет эпохи.
В общем нельзя сказать, что в советское время сведения об убийстве генерала Н.Н. Духонина замалчивались. Да и трудно было это сделать, поскольку само событие прямо упоминается в знаменитой книге американского журналиста Дж. Рида «Десять дней, которые потрясли мир» [1, с. 230-2317- А ее рекомендовал к прочтению и самому широкому распространению сам В.И. Ленин.
Но советские авторы пытались всячески подретушировать кровавую историю. Слишком неприглядной выглядела сцена жестокого самосуда со стороны революционных солдат и матросов, которые, согласно официальной идеологии, должны были представать в образе передового и самого сознательного отряда пролетариата. Двусмысленности ситуации придавало и то, что разбушевавшиеся защитники революции не послушались своего главнокомандующего Н.В. Крыленко. Тот вроде бы призывал их к благоразумию и сознательности, но его грубо оттолкнули. А потом еще глумились над трупом генерала, стащили бумажник… Получалось как-то нехорошо. Поэтому с определенного времени убийство стали приписывать какой-то «шпане», «уголовникам», которые будто бы затесались в толпу, собравшуюся на перроне станции Могилев.
Первым такую версию событий изложил М.Д. Бонч-Бруевич в своих воспоминаниях. Он сам находился в тот момент в Ставке, но сослался на свидетельство матроса Гвардейского экипажа некоего Приходько [2, с. 218-220]. С легкой руки этого генерала, перешедшего на сторону большевиков, версия про «шпану» стала гулять по страницам книг и журналов.
Правда, некоторые авторы, приписывая убийство все той же «шпане», пытались подвести под него идеологическую базу: «Но как же без крови, если «ударники» овладели станцией Могилев? Если конвой освободил из-под ареста Корнилова, Деникина и других генералов, которые скрылись под охраной Текинского полка не для того же, конечно, чтобы мирно разойтись по домам?» [3, с. 129]. То есть вроде бы убили уголовники, а вожди революции были против кровавой расправы, но она все же была справедливой. Поэтому многие авторы не утруждали себя никакими оправданиями, а попросту опускали эпизод с расправой на перроне. Повествование доходило до эпизода, когда бледнеющий Н.Н. Духонин передает свои полномочия новому революционному Главковерху, и… дальше на сцену выходит уже сам Крыленко, с кипучей энергией борющийся за революцию на фронте [4, с. 12-13; 5, с. 54-55].
Порой советские источники описывают генерала Духонина как служаку, немолодо-го человека с мясистым лицом. Однако с фото на нас смотрит моложавый офицер с франтоватыми усами. Оно и неудивительно — «пожилой генерал» не дожил всего нескольких дней до своего 41-го дня рождения. Так каким же он был, генерал Духонин? И насколько важную роль сыграл в драматических событиях октября — ноября 1917 года?
Николай Николаевич Духонин, смоленский дворянин, прошел привычный путь успешного русского офицера. Сначала Владимирский Киевский кадетский корпус, затем Александровское военное училище уже в Москве, оттуда—прямиком в лейб-гвардии Литовский полк. В 26 лет Н.Н. Духонин по первому разряду окончил Николаевскую академию Генерального штаба и в дальнейшем служил, в основном, на штабных должностях, преимущественно в Киевском военном округе. Здесь же, в Киеве, с 1908 по 1912 год преподавал в военном училище.
Первую мировую Н.Н. Духонин встретил старшим адъютантом отдела генерал-квартирмейстера 3-й армии, которая вела боевые действия против австро-венгерских войск. Эта должность была связана с разведкой. Именно за удачную рекогносцировку укреплений крепости Перемышль Николай Николаевич и получил свою первую боевую награду — Георгиевское оружие. Затем удостоился еще и ордена Св. Георгия 3-й степени.
Духонин достаточно спокойно воспринял Февральскую революцию и оказался вполне лоялен Временному правительству. Как настоящий военный, Николай Николаевич был аполитичен, видя свой долг в защите Отечества. В августе 1917 года он получает чин генерал-лейтенанта. После Корниловского выступления А.Ф. Керенский принимает на себя обязанности Верховного главнокомандующего, Н.Н. Духонин становится начальником его штаба и переезжает в Ставку в Могилев.
Большевистский переворот 25 октября Ставке встретили враждебно — как очередную попытку дестабилизировать ситуацию и вывести Россию из войны. Хотя,
по свидетельству очевидцев, настроения В тот момент были весьма противоречивые: «Большевистский переворот никого в Могилеве не поразил. Многие даже как будто обрадовааись, решив, что это начало конца революции. Мало кто из обывателей СЛЫ шал до революции имя Ленина и знал программу большевистской партии. Казалось, что если Временное правительство продержалось всего девять месяцев, то большеви ки больше месяца не просуществуют» [6, с. 133—134].
Поначалу Н.Н. Духонин, как фактический руководитель Ставки, предпрі інял ме ры по содействию силам, противостоящим большевикам. Хотя эта активность была далека от бурной деятельности, которую ему потом приписывали советские авторы. В разговоре с генерал-квартирмейстером штаба Северного фронта В.Л. Барановским и комиссаром Временного правительства на том же фронте В.С. Войтинскнм 26-27 октября Духонин обещал оказать содействие в выдвижении войск на Петроград и Москву [7, с. 603-608.627]. Наконец, 27 октября Ставка за подписями Н.Н. Духонина, помощника по гражданским делам начальника штаба Главковерха В.В. Вырубова, исполняющего должность комиссара Главковерха Ковалевского и председателя общеармейского комитета Перекрестова по телеграфу разослала призыв к населению о подчинении Временному правительству.
В нем, в частности, говорилось: «От имени фронта мы требуем немедленного прекращения большевиками насильственных действий, отказа от вооруженного захвата власти, безусловного подчинения действующему [в] полном согласии с уполномоченными органами демократии Временному правительству, единственно могущему довести страну до Учредительного собрания — хозяина земли русской. Действующая армия силой поддержит это требование» [7, с. 609].
Все это вызвало в кругах, противостоящих большевикам, надежду, что именно Могилев и станет центром сопротивления перевороту. В революционный период различные политические силы отводили значительное место Беларуси в своих планах дальнейшего устройства России. Одной из причин такого отношения было то, что здесь, в Могилеве, находилась Ставка Верховного Главнокомандования и Общеармейский комитет. Сразу после большевистского переворота в Могилев прибыли лидеры правых эсеров, меньшевиков и народных социалистов: В.М. Чернов, А.Р. Гоц, Б.О. Богданов, С.Ф. Знаменский, Л.Я. Герштейн. 8 ноября на совещании в Ставке они предложили создать в Могилеве «всероссийское демократическое правительство» [81 с. 36-37]. Однако эта идея не встретила поддержки даже в рядах тех партий, представителей которых планировалось включить в новое правительство. Да и сами войска, в том числе офицерство и представители Ставки, не испытывали жгучего желания ввязываться в политические передряги. Не поддержал «Могилевский проект» и казавшийся тогда почти всемогущим (по причине контроля над путями сообщений) Всероссийский исполнительный комитет Союза железнодорожных рабочих и служащих (Викжель). Его представители заявили, что организация власти вне Петрограда невозможна [9, с. 145]. В октябре — ноябре Викжель пытался занять нейтралитет, выступить посредником между большевиками и прочими социалистами. Поэтому его позиция в вопросе создания альтернативного правительства в Могилеве имела исключительно важное значение. Для Беларуси с ее разветвленной сетью железных дорог, когда железнодорожные рабочие составляли значительную часть местного пролетариата, точка зрения Викжеля приобретала судьбоносное значение.
Возможно, решающей оказалась и позиция самого Н.Н. Духонина. 1 ноября А.Ф. Керенский официально назначил его на должность Главковерха. И как раз в это время генерал резко меняет линию поведения.
От былой активности не осталось и следа. Он медлит, выжидает, уклоняется от конкретных решений. Представляется, что для этого было несколько причин. Во-первых, неожиданным стало быстрое установление новой власти по всей стране. 2 ноября после тяжелых боев большевики победили в Москве. Тогда же они окончательно взяли под контроль Минск и штаб Западного фронта.
А к середине ноября, как свидетельствуют очевидцы, они чувствовали себя хозяевами положения на большей части неоккупиро-ванной Беларуси [10, л. 3]. Во-вторых, так и не образовалось никакого единого центра сопротивления, а брать на себя такую ответственность Н.Н. Духонин не был готов. В-третьих, большинство частей были распропагандированы большевиками и выносили резолюции в их поддержку. Ставка не могла полностью положиться даже на войска, расквартированные в Могилеве. Считавшийся наиболее боеспособным Георгиевский батальон (отдельное элитное воинское подразделение, состоявшее из георгиевских кавалеров) оказался в итоге ненадежен. Генерал Ю. Довбор-Мусницкий, командовавший 1-м польским корпусом, отказался вмешиваться во внутренние дела России.
На самом деле наиболее активными деятелями Ставки в тот момент были комиссар Временного правительства В.Д. Станкевич и находившийся в заключении в соседнем Быхове бывший главковерх Л.Г. Корнилов. Именно последний 1 ноября обратился с письмом к Н.Н. Духонину, предлагая действовать более активно [11, с. 162\. Предполагалось, что возможно использовать для обороны от большевиков Текинский полк, хотя и ослабленный, но наводивший ужас на противника, четыре полка Финляндской дивизии, ударные батальоны, которые по собственной инициативе стали собираться в Могилеве и окрестностях (по некоторым данным, в наличии было шесть батальонов, но их численность остается неясной).
Н.Н. Духонин категорически отказывался становиться инициатором гражданской войны в условиях неоконченной войны с Германией, Впоследствии в качестве альтернативного плана он предлагал вывести Ставку в Киев и там создать новый центр руководства Действующей армией, который со временем мог бы стать и государственным центром. Но этот план помешал осуществить все тот же Георгиевский батальон, задержавший уже нагруженные автомобили [6, с. 134].
Вот в таких условиях проходили переговоры Ставки и вновь созданного Совета Народных Комиссаров, находившегося в Петрограде. Вначале, поздно вечером 7 ноября 1917 года, в Могилев ушла телеграмма с требованием немедленно вступить в переговоры с неприятельскими армиями о перемирии. Ставка проигнорировала это требование. Тогда в 2 часа ночи 9 ноября В.И. Ленин, И.В. Сталин и Н.В. Крыленко связались со Ставкой напрямую — у аппарата был генерал-квартирмейстер М.К. Дитерихс. Вначале он отказывался звать Н.Н. Духонина, ссылаясь, что тот спит. Но вскоре Главковерх вышел на связь с Петроградом. Он задал своим собеседникам следующие вопросы: «1) имеет ли Совет Народных Комиссаров какой-либо ответ на свое обращение к воюющим государствам с декретом о мире; 2) как предполагалось поступить с румынской армией, входящей в состав нашего фронта; 3) предполагается ли входить в переговоры о сепаратном перемирии и с кем, только ли с немцами или с турками или переговоры будут вестись нами за общее перемирие?». Получив новое категорическое распоряжение приступить к переговорам, Н.Н. Духонин сформулировал свою позицию: «Я могу только понять, что непосредственные переговоры с державами для вас невозможны. Тем менее возможны они для меня от вашего имени. Только центральная правительственная власть, поддержанная армией и страной, может иметь достаточный вес и значение для противников, чтобы придать этим переговорам нужную авторитетность для достижения результатов. Я также считаю, что в интересах России заключение скорейшего всеобщего мира» [12, с. 79]. После этого он был отстранен от должности, а Главковерхом назначен Н.В. Крыленко. Однако генералу приказали исполнять свои обязанности до приезда назначенца Совнаркома.
После этого возникла некоторая временная пауза. Большевики формировали в Петрограде отряд для экспедиции в Могилев и добивались подтверждения лояльности со стороны воинских частей. Н.Н. Духонину становилось все более ясно, что реальной и внушительной вооруженной опоры у него нет. Некоторой поддержкой стала позиция представителей союзных держав, находившихся в Могилеве. В частности, 14 ноября с протестом против возможных сепаратных переговоров выступил американский подполковник М. Керт [13, с. 127]. Но его слова не могли добавить войск.
Картина дальнейших событий в трактовке советского автора Е.В. Максимова выглядит как настоящие боевые действия. Главковерх, в его версии, проявил просто-таки бешеную энергию: «Духонин срочно вызвал ударные роты и оренбургских казаков. Потом приказал командиру Финляндской дивизии взорвать мосты перед Оршей. Поезд главкома несся на Оршу, а у моста перед Оршей лежали саперы. Но они отказались взорвать мост» [5, с. 54].
На самом деле, по большинству свидетельств, Н.Н. Духонин сделал все, чтобы не допустить кровопролития. Он понимал, что при ненадежности Могилевского гарнизона шансов на успех сопротивления немного. Приблизительно 18 ноября в Ставке прошло общее собрание всех чинов «от генералов до писарей». Было много выступающих. Мнения о дальнейших действиях разошлись: кто-то призывал к оружию, другие предлагали решить дело мирно. Царила атмосфера растерянности и безволия. Сам Главковерх категорически отказался организовывать сопротивление, заявляя о его бессмысленности, при этом высказал личную решимость остаться на своем посту до конца [6, с. 134].
А в ночь с 18 на 19 ноября Могилевский гарнизон окончательно перешел на сторону большевиков и взял власть в городе. Был образован Могилевский военнореволюционный комитет, выпустивший воззвание в поддержку власти Совнаркома. Власть Ставки рухнула. Но Н.Н. Духонин, уступая просьбам представителей союза казаков, успел отдать свое последнее и судьбоносное распоряжение: освободить «быхов-ских сидельцев». Генералы Л.Г. Корнилов, А.И. Деникин, А.С. Лукомский, С.Л. Марков и их сподвижники оказались на свободе и двинулись на Дон, чтобы продолжить дело борьбы с большевиками.
20 ноября в Могилев вошел отряд Н.В. Крыленко…
Так на ком кровь?
Описание того, что произошло дальше, в различных источниках сходится. Отдельные детали уточнит публикуемый ниже документ. Н.В. Крыленко встретился с Н.Н. Духониным в вагоне и заявил о его аресте. В это время на перроне бушевала толпа матросов и солдат, требуя отдать генерала им на расправу. Советский Главковерх решительно воспротивился этому. Его отодвинули в сторону и вытолкнули Н.Н. Духонина на ступеньки вагона. Тот попытался что-то сказать, но в спину ему вогнали штык и бросили на перрон. Генерала добили, а над телом зверски надругались. Вот как описывает этот трагический эпизод М. Белевская (Летягина), находившаяся тогда в Могилеве: «На вокзале, несмотря на защиту Крыленко, толпа красноармейцев подняла на штыки генерала Духонина. Его изуродованный труп распяли в товарном вагоне, прибив руки гвоздями. В рот вложили окурок, и вся чернь ходила смотреть на поруганное тело генерала Духонина, плюя ему в лицо и осыпая страшными ругательствами» [6, с. 134].
Вроде бы действительно стихийное действо. Такая оценка подтверждается и некоторыми документами. Буквально накануне Военно-революционный комитет Западного фронта своим приказом № 16 запретил все самовольные насильственные действия, включая аресты и разжалования, по отношению к офицерам [13, с. 207-208]. Сам Н.В. Крыленко сразу после убийства выпустил воззвание, в котором резко осудил этот самосуд: «Не могу молчать о печальном факте самосуда над бывшим главнокомандующим Духониным. Народная ненависть слишком накипела, несмотря на все попытки спасти, он был вырван из вагона на стн. Могилев и убит. Бегство ген. Корнилова накануне падения Ставки было причиною эксцесса. Товарищи, я не могу допустить пятен на знамя революции, [с] самым строгим осуждением отнеситесь к подобным фактам, будьте достойны завоеванной свободы, не пятнайте власть народа! Революционный народ грозен в борьбе, но должен быть мягок властью победы» [13, с. 225].
Вроде бы все ясно. Однако… Именно новые советские власти всю первую половину ноября разжигали крайнюю ненависть к несчастному Н.Н. Духонину. Наряду с Красновым и Калединым его обвиняли в организации контрреволюции. Тот же ВРК Западного фронта в своем воззвании от 17 ноября прямо писал, что «контрреволюционная Ставка готовится к подавлению революции» [13, с. 200]. Большевистские агитаторы в войсках как под копирку выносили резолюции с осуждением лично Духонина. Ненависть к нему, о которой писал Н.В. Крыленко, была раздута до невероятной степени именно самими большевиками. Так что это стихийное убийство было не таким уж и слу чайным.
Воспоминания старого большевика
Документ, о котором идет речь, — это письмо полковника в отставке П.И. Стрельцова, направленное им 15 января 1958 года в Институт марксизма-ленинизма (ИМЛ) при ЦК КПСС. К тому времени он проживал в Воронежской области, в станице Графская. Непосредственным поводом к написанию послужило издание в 1957 году книг Дж. Рида «Десять дней, которые потрясли мир» и М. Бонч-Бруевича «Вся власть Советам. Воспоминания». В них, среди прочего, содержалось описание трагических событий в Ставке.
В НМЛ письмо было получено 20 января, и директор профессор Г.Д. Обичкин написал фиолетовыми чернилами резолюцию: «Поблагодарить за письмо надо, а в полемику вступать не следует. Письмо хранить в кабинете».
Как видно из письма, П.И. Стрельцов гордился своим участием в установлении контроля над Ставкой и был возмущен упоминанием каких-то «уголовников и шпаны».
Здесь нужно сказать несколько слов о воспоминаниях участников революции 1917 года и Гражданской войны как историческом источнике. В свое время их систематически собирал союзный Институт марксизма-ленинизма и Институт истории партии в БССР. Сейчас они хранятся соответственно в Российском государственном архиве социально-политической информации (в том числе и публикуемое письмо) и Национальном архиве Республики Беларусь. Далеко не все эти воспоминания даже описаны. Исследователи практически не пользуются ими, очевидно, относя к
какому-то советскому «нафталину». А зря. Кстати сказать, среди таких документов известный белорусский историк В.В. Ска-лабан обнаружил воспоминания Е.Ф. Кан-чера, существенно уточняющие наши представления о революционных событиях в Беларуси. Частично эти воспоминания были опубликованы в журнале «Беларуская думка» [14; 15]. Это полноценный источник, изобилующий множеством деталей, позволяющих воссоздать панораму событий той бурной эпохи. Конечно, они требуют верификации и, в принципе, применения методов исторического исследования при работе с источниками мемуарного происхождения.
Что же добавляет к картине драматических событий в Ставке 19-20 ноября 1917 года письмо П.И. Стрельцова? Во-первых, перед нами самый полный отчет о произошедшем преступлении, которое стало первым громким политическим убийством периода Октябрьской революции. Во-вторых, полностью отметается версия о причастности каких-то «уголовников и шпаны». В-третьих, уточняется ряд иных деталей. Наконец, в-четвертых, это, пожалуй, единственное известное свидетельство непосредственного участника убийства.
Стрельцов П.И. Воспоминания о ликвидации Верховной ставки и аресте генерала Духонина в Могилеве 20 ноября 1917 г.
15 января 1958 г.
(Орфография и пунктуация оригинала сохранены)
ТОВАРИЩУ ДИРЕКТОРУ.
Прочитав книгу Джс н—Рида, «10 дней которые потрясли икр», на 233—1 странице напечатано: 2—го декабря /I9/I9I7 года, Могилевский гарнизон восстал захватил город, арестовал Духонина и армейский комитет и с победными красными знаменами вше: навстречу новому верховному главнокомандующему.
На следующее утро Крыленко прибыл в Могилев и застал ревущую бескующую толпу у вагона в котором содержался арестованный Духонин. Крыленко произнес речь в которой умолял солдат не трогать Духонина, поскольку его следовало увезти в Петроград, где он должен был предстать перед судом ревтрибунала.
Когда он кончил, Духонин неожиданно появился у окна вагона, как бы собираясь тоже обратиться к толпе. Народ с диким воплем кинулся к вагону, вытащил старого генерала к тут—же на платформе растерзал его, так кончился мятеж ставки.
Бонч-Бруевич в своей книге «Вся власть советам» описал о Духонине в другой редакции противоречащей первой. Не стану ее излогать, но она так—же не соответствует действительности, как и первая. Как участник и очевидец этого исторического события, на ст. Могилев, не 2-го Декабря а 20—го Ноября Н/ст I9I7 года, что и Бонч-Бруевич в своей книге, эту дату на стр. 220 подтверждает.
Дело было так: «По личному указанию В.И. Ленина, для занятия и ликвидации Верховной Ставки в городе Могилеве, с Витебского товарного вокзала Петрограда, ночью 18—го Ноября н/ст I9I7 года отошел большой эшелон тысячный отряд матросов Балтийского революционного флота под командованием тов. Павлова. На рассвете 20—го ноября отряд матросов спешно разгрузился на ст. Могилев. По команде стройся по—ротно, после построения фарсированным маршем двинулся к Ставке. Проводниками были рабочие депо ст. Могилев. Приближаясь к Ставке, были приняты все меры осторожности, но со сторона Ставка навстречу матросам вняло несколько солдат с белым флажком, со словами: «Товарищи братья матроса, охрана Ставки и другие войсковые частя расквартированные в г. Могилеве против вас применять оружия [вписано от руки] не будут», и тут-же указали, где находился Духонин и еще они сказали: «Если—бы вы прибыли на три часа рань— же, то захватили бы полностью ятаб, который ночью покинул Ставку».
Матросы Балтийского флота арестовали генерала Духонина и под усиленным вооруженным конвоем, был доставлен на ст. Могилев и водворен в арестантский с решетками вагон, (а не салон вагон) этот вагон был прицеплен к эшелону тов. Павлова который был далеко от платформы. После ареста Духонина, наш отряд под руководством Павлова и командиров рот, занял телеграф и почту, здание городской думы и другие учреждения. В городе организовался Военно—Революционный Комитет.
В тот—же день 20 ноября примерно в II—I2 часов на ст. Могилев прибыл еще один эшелон с матросами солдатами Литовского полка во главе тов. Крыленко. Через некоторое время от Крыленко пришел матрос обращаясь ко мне сказал, срочно явиться вашему командиру отряда в вагон салон тов. Крыленко. Но тов. Павлов в это время находился в городе, дежурным командиром по эшелону был я, немедленно явился к тов. Крыленко он принял меня, спросил, кто я и почему не пришел тов. Павлов. Я доложил, что я дежурный по эшелону, командир 3-й роты, тов. Павлов в данное время в городе. Крыленко выслушав меня и тут-же отдал распоряжение вагон с арестованным генералом Духониным отцепить и поставить к его эшелону, тогда Крыленко быстро набросил на плечи шинель и также быстро вышел с вагона и направился к нашему эшелону, он сделал попытку войти в вагон, где находился Духонин, но охрана из матросов не допустила его, тогда т. Крыленко обратился к присутствующим матросам и солдатам с речью, (матросы и солдаты присутствовали обоих отрядов) он говорил, что генерала Духонина надо доставить живым в Петроград ему никто не возражал, но тогда он сказал, что я имею у себя сведение, что вы хотите расправится и убить Духонина, но я как главнокомандующий вооруженными силами республики не допущу убийства генерала. Если кто это позволит то пройдя через мой труп, последние слова были сказаны с повышенной нотой, как видно эти слова были восприняты матросами и солдатами как активная защита контрреволюционера и его освобождения. Два матроса с отряда Крыленко подошли к нему взяли под руки его со словами: «Тов. Крыленко дешево ты отдаешь свою жизнь», и отвели в сторону. В это время солдаты и матросы потребовали от внутренней охраны вывести Духонина, когда он вышел на площадку один из сопровождавших его толкнул в спину, Духонин стал падать и упал на штыки солдат.
Тан был ликвидирован контрреволюционер генерал Духонин.
В книге Джон—Рида имеются ошибки в неточности дат и по другим вопросам революционных событий того времени в Петрограде и его окрестностей. Второе мое замечание, он много уделил внимания деятельности Каменеву и Троцкому, в тоже время ничего не написано о деятельности т. Сталина, Свердлова, Антонова-Овсеенко и других большевиках того времени.
В своей книге Бонч-Бруевич со слов матроса Приходько написал о гибели генерала Духонина, мне кажется, что было—бы лучше по данному вопросу обратиться непосредственно к т. Крыленко Е.В.*
Подпись Стрельцов П.И. ПОЛКОВНИК В ОТСТАВКЕ.
Бывший к—р 3—й роты в отряде Павлова. В данное время проживаю в Воронежской об л. Ст. Графская ул. Красноармейская д. № 35
І5/І 58 Подпись
Дополнение (от руки)
Бонч-Бруевич пишет: расправившись с Духонинным, бросились в город на поиски его несчастной жены, она оказалась в церкви у всенощной, и эта случайность спасла ее от самосуда. Это чья-то несуразная выдумка и клевета на революционных солдат и матросов, так писать в нашей Советской литературе я считаю нельзя, надо писать правду, как было.
А было так: труп Духонина по моему указанию был положен в товарный пустой вагон стоящий на запасном пути.
Духонин был одет в китель, брюках и сапогах. В этот-же день примерно в 3 часа дня ко мне как к дежурному по эшелону обратилась женщина с просьбой, выдать ей труп Духонина, исказалаЯ жена генерала Духонина и предъявила документ. Я доложил ее просьбу тов Павлову от тут-же дал распоряжение выдать труп. При взятии трупа я присутствовал, два человека в присутствии жены раздели Духонина обвернули в простыню и одеяло положили в телегу, обмундирование жена Духонина отдала этим людям. Так было, что свитдетелъствую своей подписью.
Подпись П. Стрельцов 15/1 58
* Судя по всему, автор письма не знал о судьбе Н.В. Крыленко, который был арестован и расстрелян в 1938, а реабилитирован в 1956 году.