Якубовский , В. «Билль» Белоцерковского / Владимир Якубовский // Магілёўскія ведамасці. — 2005. — 19 июля. — С. 6.
Начинать публикацию с признания перед читателем в собственной неудаче — не самый лучший прием для рубрики «Театральные встречи». Особенно если речь идет о материале юбилейном, посвященном 60-летию Григория Белоцерковского — заслуженного артиста Беларуси, одного из ведущих мастеров Могилевского областного драматического театра.
Но так было. Подступаться к герою пришлось несколько раз. Но после каждой встречи заготовленные вопросы казались случайными, а тщательно продуманные планы рушились, как карточный домик. Поэтому, вероятно, и представленный здесь результат наших бесед тоже далек от совершенства и являет собой лишь приоткрытую форточку к познанию творческой судьбы нашего выдающегося современника.
Однако делать нечего — юбилейная дата приближается. Бенефисный спектакль по пьесе И.С.Тургенева «Нахлебник» в постановке столичного режиссера Владимира Щербаня назначен на 28 июля. Репетиции идут полным ходом. Пора ставить точку!
К тому же речь идет о человеке театра. Значит, всегда есть возможность пойти на спектакль — специально «на Белоцерковского». И лично убедиться в обоснованности высказанных здесь суждений, может быть, в чем-то поспорить. А также самому расставить точки над «і» в предмете нашего разговора.
Хотя начало самой первой встречи с Григорием Яковлевичем не предвещало никаких сложностей. Увидев в его гримерной афишу премьерного спектакля по пьесе Алексея Дударева «Люти + Капитан =» с автографом автора, заговорил о другом его произведении — «Ты помнишь, Алеша…». Этот спектакль в постановке возглавляемого Дуда-ревым Театра белорусской армии был показан могилевчанам минувшей осенью. Оказалось, что наши оценки его как не самого лучшего творения мэтра отечественной драматургии практически совпадают. Окрыленный взаимопониманием перевел разговор на могилевскую постановку «Люти +…». Все в том же критическом ключе, хотя, к своему стыду, на тот момент еще ее не видел. И неожиданно наткнулся на резкий выпад Белоцерковского: «А при чем здесь Дударев?!».
Стало ясно — контакт потерян. Нужно начинать снова. Вспомнил о другой премьере театра — «Легенда про Машеку», увиденной два года назад. Одним из наиболее ярких образов был старый разбойник Гвозд в исполнении Белоцерковского. Запомнившийся прежде всего благодаря огромной выразительности духовного перерождения героя, который по ходу действия из законченного злодея превращается в раскаявшегося грешника, прозревшего мудреца. Подумалось, что именно здесь — на могилевском легендарно-историческом сюжете — можно найти нужный тон для объяснения «феномена Белоцерковского». Который сам уже стал выдающимся явлением в истории могилевского театра последних десятилетий.
С этой целью выпросил у Григория Яковлевича сценарий спектакля по пьесе Сергея Ковалева. В надежде найти в тексте ключевые слова, выражения, способные помочь выстроить план и логику дальнейшей беседы с артистом.
И вновь разочарование! Да, такие выражения нашлись. Фактически в спектакле у Белоцерковского оказалось всего два выхода и, соответственно, два коротких монолога. Суть первого: «Мы патопім стары свет у крыві і з Божай дапамогай збудуем новы, шчаслівы свет!». И второй: «Бог зусім не хоча знішчыць тэты свет; не крывёй, а слязьмі раскаяния трэба змываць грахі…». И огромная пропасть между этими двумя состояниями героя, в которой страшные заблуждения переплелись с совершенными во имя их преступлениями. И переросли в горькое прозрение и раскаяние. Словом, все то, что сопровождает любую попытку революционного переустройства мира и ее оправдания, извечную борьбу Добра со Злом…
Эти два коротких эпизода спектакля, огромное впечатление на зрителя хорошо иллюстрировали мастерство артиста, силу таланта и дар перевоплощения. А также способность показать всю глубину человеческой трагедии и жестокость мира, совершенствование которого дается такой дорогой ценой.
Однако этого сюжетного материала было совсем недостаточно, чтобы проникнуть в творческую мастерскую артиста, на «кухню» его профессии. Чтобы увидеть его глазами окружающий мир, почувствовать его способ постижения «человеческой комедии», прикоснуться к «чуду театра».
После этого довелось посмотреть и другие спектакли с участием Белоцерковского. Тот же дуда ревский«Люти+…» в постановке Александра Гарцуева. Булгаковский «Полоумный Журден». Наконец, недавнюю премьеру «Простой истории», о которой рассказывалось в «МВ»… Показалось, что кое-какие «секреты» артиста начали приоткрываться.
…У каждого человека была в детстве любимая игрушка, любимый сказочный герой. Для меня это — стойкий оловянный солдатик. Вспомнить об этом пришлось почему-то, наблюдая за Белоцерковским. Такое же идеальное сочетание внешнего образа и предназначения. Его движение на сцене, сама походка… В другой раз — просто неподвижный силуэт, наполненный значительностью, характерная поза… А иногда все внимание приковывает его длинная, сухощавая кисть, которая то взлетает, как птица, то изображает замысловатую фигуру, то безвольно повисает. И вот уже кажутся лишними слова: есть контакт, есть постижение! Подумалось даже: поручи ему сыграть метлу дворника — и по рисунку роли зритель смог бы составить весьма колоритный и психологически точный портрет хозяина метлы.
В обще, появились новые вопросы к Григорию Яковлевичу. Захотелось спросить, например, не увлекался ли он пантомимой? О его отношении к традиционному японскому театру с присущими ему приемами. О тех скороговорках на сцене, в которых порой не различить слов. А также поинтересоваться, нет ли в творческих планах роли Дон Кихота?
Словом, возникло ощущение присутствия некоего основного принципа, творческого кредо артиста. Захотелось узнать, в чем он видит основное свое профессиональное предназначение, установку. Иначе говоря, попытаться с его помощью сформулировать закон — «билль» Белоцерковского.
Постепенно созрел и план «работы» с артистом во имя интересов читателей «МВ». Может быть, не оригинальный, но простой. Он состоит, по существу, из двух пунктов. Во-первых, необходимо провести основательную «артподготовку» перед «сражением». А именно, опереться на мнения, отзывы хорошо знающих его людей. Во-вторых, постараться вытащить «игру» на свою половину «поля». То есть поменьше говорить о спектаклях, ролях и т.п. Это лучше видеть. А вот услышать о простых, обыденных вещах и явлениях жизни в интерпретации человека, способного перевоплощаться, жить жизнью своих героев, почувствовать и передать глубину их страданий—это заманчивая задача и для журналиста, и для читателя.
Ну, а с результатом осуществления этого «блестящего» плана вы, уважаемый читатель, можете познакомиться ниже.
***
— Григорий Яковлевич! Начнем с традиционного вопроса: ваш путь к театру. Обычно в таких случаях говорят, что уже в раннем детстве почувствовал в себе стремление на сцену… Вы не исключение?
— Нет, не исключение. «Мы родом из детства!» — это сказано очень точно, в том числе и в профессиональном отношении.
— Так, может, все еще глубже и причины кроются в вашей родословной?..
— А вот этого как раз не было. Скорее, наоборот. Дед по отцу был инженером-строителем. Дед по матери — вообще очень колоритная личность. Начинал он амбалом, т.е. портовым грузчиком, был председателем колхоза, начальником ОТК на Минском тракторном. Умер на 94-м году жизни, и то после операции…
Так что если говорить о генетической связи с театром, то могу лишь сослаться на двоюродного брата — Вячеслава Осипова. У него в Санкт-Петербурге на Васильевском острове свой театр был в 90-е годы.
— Расскажите о родителях. Как они относились к вашим театральным увлечениям?
— Отец, Яков Григорьевич, работал до войны на Харьковском тракторном. Был на фронте, танкист, ранен. Демобилизован и вернулся на свой завод, который оказался вывезен в Барнаул. Там же встретился с мамой — Евгенией Семеновной.
Она после первого курса пединститута была эвакуирована в Барнаул. А после войны переехали в Минск, где началось строительство тракторного завода, с которым и связана судьба нашей семьи…
Как родители относились к театральным увлечениям? Мягко говоря, отрицательно. Мама так и сказала, когда впервые заикнулся про театральный институт: «Только через мой труп!». А чтобы оградить от соблазна, уже после 8-го класса перевели меня в вечернюю школу и устроили на тракторный учеником фрезеровщика. Да и жили трудновато, двое детей да две бабушки — нужно было помогать семье. Но я на родителей не сетую. Всем, что я считаю самым важным в жизни — ответственным отношением к делу, которому служишь, я обязан родителям. Приведу лишь такой факт. Отец был слесарем-лекальщиком высокой квалификации. Так вот он вместе с профессором Шотом — был в Минске такой известный хирург — создал первый в Беларуси аппарат искусственного кровообращения»…