Сидоренко, Б. Первые месяцы революции : [Ставка в Могилеве] / Борис Сидоренко // Могилевская правда. — 2017. — 6 апреля. — С. 14.
28 февраля Николай II наконец оценил всю остроту ситуации и выехал в Петроград. Пробиться в столицу он не смог, так как все подступы к городу были перекрыты восставшими, и 1 марта через станцию Дно прибыл в Псков. Тем временем у лидеров оппозиции в этот же день возникла идея ехать на встречу с царем и уговорить его согласиться на отречение.
Отречение
Выехали В.В.Шульгин и А.И.Гучков и на встрече в вагоне царского поезда последний заявил: «Если Вы, Ваше Величество, объявите, что передаете свою власть Вашему сыну и передадите регентство Вашему брату Михаилу Александровичу, то положение можно будет спасти». В свою очередь озабоченный император по результатам телефонных переговоров с командующими фронтов и начальником штаба Ставки генералом М.А.Алексеевым убедился, что идею об отречении разделяет и высший генералитет. В ночь со 2 на 3 марта Николай II подписал акт об отречении, в более чем 300-летней династии Романовых была поставлена последняя точка.
Крах монархии, считают историки, явился результатом ее системного кризиса и составной частью кризиса и краха в условиях мировой войны империй старого типа. На рубеже веков российское самодержавие должно было сменить свои исторические формы, став конституционной монархией, или погибнуть. Чтобы не допустить развала империи и гибели самодержавия, требовались политическая воля, осознание гибельности консервации старых отношений. Ни тем, ни другим самодержавие не располагало. Не так далек от истины был А.Ф.Керенский, заявлявший, что «монархия в России покончила самоубийством».
Последний день
Сложив с себя корону, Николай II посчитал необходимым вернуться в Могилев для прощания с войсками. В губернском центре он получил известие об отказе брата Михаила от престола до решения Учредительного собрания. Тысячелетняя история тронов и корон в России завершилась. 7 марта в Могилев прибыли комиссары Временного правительства Бубликов, Калинин и Грыбулин с приказом арестовать императора и сопроводить его под арест в Петроград, к чему Николай II отнесся с полным безразличием. Царь записал в своем дневнике: «8-го марта. Среда. Последний день в Могилеве. В 10.25 подписал прощальный приказ по армиям. В 10.30 пошел в дом дежурства, где простился со всеми чинами штаба и управлений. Дома прощался с офицерами и казаками конвоя и Сводного полка – сердце у меня чуть не разорвалось! В 12 час. приехала мама в вагон, позавтракал с ней и ее свитой и остался сидеть с ней до 4.30. Простился с ней, Сандро, Сергеем, Борисом и Алеком. Бедного Нилова не пустили со мною. В 4.45 уехал из Могилева, трогательная толпа людей провожала. 4 члена Думы сопутствуют в моем поезде! Поехал на Оршу и Витебск. Погода морозная и ветреная. Тяжело, больно и тоскливо».
Тем временем новая власть вступала в свои права. Первое официальное сообщение о создании Временного правительства появилось в утреннем выпуске газет 3 марта, среди 11 членов этого правительства были миллионеры, крупные землевладельцы, что сразу же послужило поводом для критики. Под руководством министра иностранных дел П.Н.Милюкова была разработана программа, важнейшими составляющими которой стали учредительное собрание, конституция, парламентская республика с разделением властей, правовое государство и гражданское общество, рыночная экономика.
«А кто же царь-то будет?»
Подобная терминология для большинства населения России оставалась пустым звуком. В представлениях этого населения Бог, Царь, Россия – эти вещи воспринимались как единое целое, их понимали, за них шли в бой, за это готовы были страдать и принять смерть, как страдали и умирали их отцы и деды. «После отъезда государя из Ставки, – вспоминала могилевчанка Марина Белевская, — ген.Алексеев принял на губернаторской площади присягу Временному правительству войск могилевского гарнизона и чинов Ставки. Когда войска выстроились на площади, подъехал автомобиль, и из него вышли два великих князя, Сергей и Александр Михайловичи. Они встали вместе с офицерами, возвышаясь над всеми своим огромным ростом. Все взоры были прикованы к поднятым рукам князей, присягающих новому правительству. В них как бы символизировалась сущность происшедшего переворота: великие князья переставали быть членами императорской фамилии, и превращались просто в граждан Романовых. Они отходили от кормила власти и уступали место власти другой, прежде всего, им враждебной. В толпе, наблюдающей присягу, рядом со мною стоял какой-то бестолковый старик-крестьянин. Он все время толкал меня и поминутно спрашивал: «А кто же Царь-то будет?» Я торопливо отвечала, что Царя не будет, а будет республика, а он не унимался и спрашивал: «Да я знаю, что республика, а Царь-то кто?» Не менее этого непонятливого старика был сбит с толку и обыватель. Обе столицы продолжали праздновать победу, а провинциальный обыватель оставался в недоумении… Ежедневно столицы наводняли провинцию газетами различных направлений, где каждый мог прочесть десятки речей, одна другой краснее и ярче. Могилевскому обывателю захотелось и самому показать свое ораторское искусство. Начались митинги, и все, кто мог и хотел, говорили, говорили и говорили. А мы слушали. А пока происходила эта идиллия, жизнь России расстраивалась, на фронте наступила полная дезорганизация и в Ставке уже не могли скрывать того, что Россия стоит перед какой-то неслыханной катастрофой».
Центром притяжения оставалась Ставка
Временное правительство понимало необходимость глубокого реформирования политической и хозяйственной жизни страны, но пойти на эти шаги было готово только доведя войну до победного конца. Творцы послефевральских преобразований не планировали коренных изменений в организации власти на местах. И пока центральная власть выжидала, в провинции, в том числе и в губернском Могилеве, смещались губернаторы, градоначальники, распускались карательные органы – полиция и жандармерия. Последний могилевский губернатор Д.Г. Явленский дрожал от страха, и было от чего. «С полным отсутствием общей культуры и воспитания, – писал о нем бывший могилевский вице-губернатор князь В.А. Друцкой-Соколинский, – Д.Г. Явленский сочетал удивительную природную ограниченность, неприкрытую даже, как это часто бывает, врожденной хитростью и тактом. Во всем деле, во всей работе его не было ни общей идеи, ни руководящей мысли, ни определенной цели… Скоро раскусив губернатора и увидев в нем человека доброго, без малейшего характера, покладистого, нерешительного и уступчивого, вся губерния на глазах сразу развинтилась и расползлась». В Могилеве Д.Г. Явленского не любили и воспринимали как креатуру Б.В. Штюрмера – министра Внутренних дел и выдвиженца Александры Федоровны и Распутина, желавшего иметь своего человека при Ставке.
9 марта Д.Г. Явленский сдал свою должность комиссару Временного правительства, а сам с семьей переехал в Москву, отделавшись легким испугом.
По-прежнему центром притяжения в Могилеве оставалась Ставка, и от того, как поведет себя армия, зависела судьба страны. Не удивительно, что в этой ситуации с целью установления более тесной связи новой власти с армией в город стали прибывать высшие лица государства. Тем временем 30 марта на состоявшемся заседании Могилевского Совета рабочих и солдатских депутатов был избран президиум Исполнительного комитета Совета и в этот же день собрание посетили находящиеся в Могилеве глава Временного правительства князь Г.Е. Львов и военный министр А.И. Гучков. На первых порах им удавалось направлять деятельность Совета в духе предначертаний Временного правительства. Между тем солдатская масса воевать не желала и дисциплина в армии падала. Вновь предоставим слово наблюдательной могилевчанке: «Как-то из дома Ставки вышли и направились в Штаб, расположенный на противоположной стороне площади, главнокомандующий генерал Алексеев и военный министр Гучков. Генерал Алексеев что-то говорил Гучкову, а тот, тяжелый и неповоротливый, шел рядом с ним и в такт словам главнокомандующего кивал головой. В это время навстречу им вышла группа распоясанных солдат, они прошли мимо главнокомандующего, даже не потрудившись отдать ему чести. Гучков этого не заметил, а у генерала Алексеева же передернулось лицо, и он низко опустил голову».
Революционная круговерть
К 5 марта Временное правительство приняло первое постановление по местному управлению. Разношерстное по своим политическим ориентациям и политическим предпочтениям сообщество губернских и уездных комиссаров, назначенное временно для исполнения административных функций на местах, оказалось неспособным противостоять революционной круговерти. Главное заблуждение новой власти заключалось в том, что земские служащие вовсе не ассоциировались в народном сознании с фигурами председателей губернских и уездных земских управ, назначенных комиссарами Временного правительства на местах. В Могилеве присланные комиссары сцепились с городским головой и членами Городской управы, которые считали именно себя законно и коллегиально избранными цензовыми горожанами, и поэтому в гораздо большей степени претендующими на роль общественного органа по управлению городом. Еще в большей степени главной административной властью наделяло само себя земство, которое действительно имело неоспоримый опыт хозяйственной, финансовой и общественной деятельности в городе и губернии. Несмотря на трения между центром и провинцией, в столицу в начале марта полетела телеграмма: «Петроград. Первому министру князю Львову. Могилевское земское собрание демократизированное представительством всех слоев населения горячо приветствует Временное правительство и в лице Вашем просит Вас принять от нас заверение в полной готовности идти рука об руку с Временным правительством в деле создания новой России готовые жертвовать собой и своими детьми». Предложенная Временным правительством прогрессивная по сути программа обновления страны могла быть реализована лишь при условии сохранения и укрепления сильной государственной власти, но ее в России уже не было.