Марзалюк, Игорь. «Учиться, учиться и еще раз учиться…» : (беседа с председателем Постоянной комиссии по образованию, культуре и науке Национального Собрания Республики Беларусь И. Марзалюком] / Игорь Марзалюк ; беседовал Игорь Козлов // Магілёўскія ведамасці. — 2017. — 1 сентября. — С. 4 — 5 ; 15 сентября. — С. 4—5.
Кого учить, где учить, чему учить и как учить? Этот вопрос встает перед нами постоянно и кажется нам вечным. Мы ищем ответ на него, опираясь на свой собственный опыт, забывая при этом, что то, что было вчера, невозможно сегодня. А идеализация личного опыта есть не что иное, как ностальгия по своей молодости, когда все горизонты были впереди. Помните? «Вот когда деревья были большими… Эх, были люди в наше время…». Это не интервью, а беседа двух советских отличников-медалистов об образовании. Председатель Постоянной комиссии по образованию, культуре и науке Национального собрания Республики Беларусь Игорь Марзалюк закончил школу с золотой медалью, а я – высшее военное училище.
– Игорь Александрович, любая новость об изменениях или реформе системы образования вызывает в обществе острый интерес и полемику. Накал страстей столь высок, а разброс мнений столь радикален, что порою кажется: проблемы образования просто неразрешимы. Что Вы скажете по этому поводу?
– Вы сказали очень важное слово – «кажется». Образование – не проблема, это наша с вами жизнь. По сути, все мы учимся три раза в жизни: сначала учимся сами, затем учатся наши дети и – внуки. Я думаю, что самый болезненный период – это когда учатся дети. Переосмыслив свой опыт, мы хотим, чтобы наши дети избежали тех ошибок, которые допустили мы, собственную нереализованность возместить в них. Завышенные ожидания, не всегда оправданные, зачастую ведут к конфликтам с учителями и детьми. Но все это нужно преодолеть.
С первым приходом в школу заканчивается самый трепетный и нежный этап – кристально чистое детство. Детство – всегда целостность и нерасчлененность с приятным и бескорыстным кругом общения, отсутствием конкурентной среды и полная гармония с окружающим миром. Многие из нас, выезжая за границу на отдых, наблюдали, что дети в возрасте до трех-четырех лет: англичане, немцы, французы, русские, белорусы и так далее, толком не понимая родного языка, а тем более чужого, отлично понимают друг друга во время игры. Без всяких подсказок со стороны взрослых находят общий язык между собой и комфортно ощущают себя в новой общественной среде. Переступая порог школы, идя в первый класс, вы впервые оказываетесь в конкурентной среде и начинаете понимать, что за свое место под солнцем нужно бороться. Что такое школьные оценки? Это количественный показатель вашего места в социуме.
Школа – это первый опыт, когда вы ощущаете свое место в обществе, он может быть позитивным и негативным. Но это то время, когда вы безболезненно можете что-то изменить, поработав над собой, сменить обстановку, пойти в другую школу и так далее. А окончание школы – это всегда рубеж и всегда выбор, от которого во многом зависит вся ваша будущая жизнь.
– В чем, на Ваш взгляд, заключается феномен школы?
– Школа – это социальный институт, без которого никто из нас обойтись не может. Она может нравиться или нет, но этот рубеж должны пройти все. Я учитель по материнской линии в третьем поколении, по отцовской – во втором. Практически знаю все о школе, знаю, как это тяжело, а порой невыносимо. Но школа, как магнит, всегда меня притягивает.
Разговоров об образовании в этом году было столько, что обо всех не упомнишь. Но в пылу эмоций никто ни слова не сказал о фундаментальной основе школы – классе. Этот институт образования формируется произвольно, никто не может на него повлиять. Класс бывает либо успешным, либо нет. Это принципиальное основание, так как ребенок, по правде говоря, идет не в школу, а в класс. А кто является центральной фигурой формирования класса? Классный руководитель, учитель начальных классов. И в начальной школе впервые возникает общественное множество в виде треугольника учитель-ученик-родители. В среднем звене, когда появляются учителя-предметники, эти треугольники множатся, и вы выбираете для себя приоритеты. Приоритет прост – вы выбираете предмет, который будет для вас профилирующим при поступлении в вуз.
Еще раз говорю: старт в учебе дает учитель начальных классов. Заметьте, что никто сегодня не говорит про учебники в начальной школе. По большому счету они непринципиальны. Первый учитель дает прививку к учебе, не просто учит, а учит учиться. Здесь есть один парадокс – в начальной школе ваш ребенок может учиться хорошо, а затем «съехать», или наоборот. Вот эта прививка – она более значима, чем оценки, полученные ребенком. Она проходит через сознание и является мерой отношения к учебе, ее положительное проявление может произойти уже в старших классах. Так, к примеру, происходит у мальчиков.
– Я поставлю вопрос предельно жестко, возможно, он покажется Вам и некорректным: в чем заключается искусство поведения учителя в условиях школы?
– Вы меня раздеваете, откровенно говоря. Творческие и педагогические коллективы предельно сложны и конфликтны. По определению, если хотите. Здесь сталкиваются разнородные пласты: учителя предметники – гуманитарии, естественники, те, кто ведет точные предметы. Второй пласт – поколенческий и возрастной разрыв. И третий пласт – уровень профессиональной подготовки. Приведу пример из недалекого советского прошлого. Когда генеральным секретарем ЦК КПСС был избран порядком подзабытый сегодня Константин Устинович Черненко, он провел, как тогда говорили, школьную реформу. Реформы как таковой не было, суть ее заключалась в том, что школьным учителям радикально была поднята зарплата. В итоге в педагогические вузы был конкурс медалистов. В начале 90-х годов прошлого века все было с точностью до наоборот, социальный статус учителя и само отношение к образованию упали настолько, что в пединституты (тогда они так назывались) брали тех, кто пришел.
– Но в середине прошлого века социальный статус учителя был настолько высок, что никем не подвергался сомнению.
– Это правда, но не вся. Нельзя жить прошлым. Я категорически не приемлю всем известную мантру со стороны многих наших педагогов об их жертвенности и служении, по которому они пришли работать в школу. Многие наши учителя откровенно застряли в своем детстве и никак не могут понять, что жизнь изменилась. Жестоко? Поясню. Когда мы с вами учились, у многих наших сверстников родители имели образование на уровне 8-ми или 9-ти классов, они работали на заводах. И вызов в школу для них был большим стрессом. Мнение учителя не подвергалось сомнению, даже если он не прав. А сегодня учитель сталкивается с родителями, которые сами все прошли, некоторые не по одному разу, и знают, что такое учиться. И придя в школу и видя, что учитель откровенно недотягивает, начинают задавать неудобные вопросы.
Это очень сложная коллизия, и она по-разному разрешается. Вы понимаете, что с вашим ребенком поступают не совсем корректно, и в это же самое время вы убеждены, что конфликта нужно избежать любой ценой – ваш ребенок заложник, при желании затравят. Многие негативные моменты, порой трагические, возникающие с детьми, лежат именно в этой плоскости.
Я понимаю, что, прочитав это, многие мои коллеги на меня обидятся. Но я задам один вопрос, на который сегодня никто толком не может дать ответа. Если школьные педагоги столь успешно работают, то почему в стране появился новый сегмент рынка, количественную оценку которому никто сегодня не может дать, – рынок репетиторских услуг? Это тот самый «кассовый разрыв» между средней школой и вузом, который в ближайшее время нам предстоит ликвидировать. А что касается оплаты труда, скажу просто: да, платят мало, хотелось бы больше, но средняя зарплата школьных учителей находится в пределах нормы по стране. Будет возможность у государства ее повысить – повысят. Это в чистом виде недоработка директорского корпуса. Но, зная характер нынешнего министра образования Игоря Васильевича Карпенко, я убежден, что порядок в этом вопросе он наведет.
– Готовясь к нашей встрече, я обратился в Министерство образования, чтобы получить рейтинг школ по результатам централизованного тестирования. Но оказалось, что в последний раз он составлялся в 2015 году. И в первой десятке только одна минская гимназия. В чем заключается парадокс этой ситуации, на Ваш взгляд?
– Я не вижу в этом никакого парадокса. Для меня профессия учителя сакральна. Хороший учитель – это подарок судьбы. Но хороший учитель – это всегда личность, нестандартная, яркая и вызывающая интерес. Профессия учителя всегда публична, о нем знают и говорят все.
В столице самая высокая текучесть кадров – есть куда пойти работать. Отличие столицы от региона состоит в том, что отношение к школе носит принципиально другой характер. В регионе талантливый педагог всегда публичная фигура, он учит детей и простых рабочих, и больших начальников. По этой причине немотивированные конфликты со стороны коллег и администрации исключены. Это принципиально важно понимать. Вы уже спрашивали про искусство поведения в школе. Выскажусь конкретнее: если вы сильный педагог и чувствуете вокруг себя конкурентную среду, никогда не приводите своего ребенка в ту школу, где вы сами работаете.
Что происходит со столичными гимназиями, о чем говорил министр образования Игорь Карпенко? В чем их элитность? Никакой сегрегации между школами и гимназиями нет. Разница только в том, что у кого-то спортзал больше или спортивный комплекс на улице, столовая. Но по этому параметру многие региональные школы могут дать фору столичным. Максимальный проходной балл в этом году был 58. Это значит, что из шести оценок – трех годовых и трех экзаменационных – вы можете сдать два экзамена или иметь две годовые оценки 9 баллов, остальные должны быть только десятки. Вы набираете три класса, итого 75 человек, сдавших на максимуме вступительные экзамены. То есть вы набираете в гимназию кандидатов в гении. А что с ними происходит в 5 классе после первой четверти? Вопрос риторический.
Здесь дело в другом. В свое время известный российский писатель-сатирик Михаил Задорнов, который сегодня серьезно болен, сказал: «Детям нужно давать образование и вектор интересов». Мне понятно стремление родителей отдать ребенка учиться в приличное учебное заведение. В последнее время мы как-то забываем, что школа – это еще и институт социализации. В неформальных беседах и учителя и родители говорят, что самое ценное в минских элитных гимназиях – это дети. И именно эта среда – неагрессивная, воспитанная – является тем притягательным моментом как для родителей, так и для детей.
Я как председатель парламентской комиссии по образованию внесу предложение министру образования и в Комитет государственного контроля, чтобы в следующем году вступительные экзамены в 5 класс в пяти гимназиях, у которых в этом году был самый высокий конкурс, были взяты на контроль. Экзамен сдан, работы собраны, опечатаны и отправлены в Институт контроля знаний, где приглашенные учителя из других школ, не знающие заранее, кого они будут проверять, проверили, выставили оценки и отправили работы обратно в гимназии. Я полностью согласен с Игорем Карпенко, что для ребенка, который сдал все на девять баллов и не поступил, данное событие является серьезной психологической травмой.
– Тональность нашего разговора достаточно жесткая. Может быть, не все так плохо в нашей школе?
– А я и не говорил, что все плохо. Я с трепетным уважением отношусь к учительской профессии, для меня, если хотите, это родовой инстинкт. Я абсолютно убежден, что учитель – это единственный проводник знаний и опыта предыдущего поколения следующему. И самое трудное в профессии учителя – это найти ту грань, которая отделяет строгий профессионализм от гуманного сочувствия к ребенку. В диалоге и процессе обучения между учителем и учеником эффект дает только педагогическая терапия, но не хирургия, которая по факту может разрушить личность ребенка. И учитель не может быть плотно зажат между требованиями родителей и школьной администрации. Родители должны понимать, что учитель не должен и не обязан любить их ребенка – он тоже живой человек.
В свое время Леонид Ильич Брежнев говорил, что состояние критики и самокритики определяет политическое здоровье коллектива. В последние два десятилетия у оппонентов власти выработалась определенная политическая культура – политизировать то, что политизировать невозможно. Скоро договорятся до того, что в доме посуда не помыта, потому что в тоске и печали от политического режима кое-кого посетила хандра. Проговорить проблемный вопрос, пойти на дискуссию – первый шаг к его решению. Сложность педагогической среды заключается в том, что обратная связь крайне затруднена. Учитель, так было всегда, очень зависимая профессия, и те, кто руководит образованием в стране, должны найти тот очень тонкий механизм, чтобы эта связь работала, а не видеть школьные вопросы глазами администраций школ в виде красиво написанных отчетов.
– В дискуссиях о школьном образовании для многих решение всех проблем видится в возвращении к системе советского среднего образования. Что Вы думаете по этому поводу?
– Это невозможно по той простой причине, что человек никогда не может вернуться «во вчера». Но не это главное. Суть состоит в том, что советская система образования, окутанная мифами, была далеко не идеальной. Это была жесткая унифицированная система. Учились мы шесть дней в неделю, в старших классах 7–8 уроков было нормой. У той системы образования было два достоинства – она была высококонкурентной, и в школе нас не просто учили, а учили учиться.
Мифы об абсолюте советского школьного образования пошли от американского президента Джона Кеннеди, который после полета Юрия Гагарина в космос сказал, что Советский Союз выиграл космическое соревнование за школьной партой. Но ни Сергей Королев, ни Семен Косберг (создатель двигателя для королевской ракеты), ни другие советские ученые первой половины ХХ века в советской школе не учились. Это были выпускники классической русской гимназии. Отец Сергея Королева закончил гимназию у нас в Могилеве, а Семен Косберг в Слуцке. В этом году слуцкая гимназия отмечает свое четырехсотлетие, такой же юбилей отмечает и гимназия в Борунах на Гродненщине. Я не знаю, есть ли еще на постсоветском пространстве учебные заведения со столь давней историей. До революции в России было многообразие школ: классическая гимназия, реальное училище, кадетский корпус, духовная семинария, коммерческие училища. Каждый выбирал себе учебное заведение по вкусу и по способностям. Создатель телевизора Владимир Зворыкин не смог пройти по конкурсу в Петербургский технологический институт, а поступил в университет. Его отец, купец первой гильдии Козьма Зворыкин, сделал все для того, чтобы сына приняли в «техноложку», он хотел, чтобы его сын занимался не фундаментальной наукой, а прикладными исследованиями. Во время Первой мировой войны в Гродненской крепости Владимир Зворыкин в свободное время этим и занимался – передачей картинки на расстояние. А Давид Сарнов, уроженец местечка Узляны Пуховичского района Минской области (в то время это был Игуменский уезд), создал первую в мире телерадиовещательную компанию. Их взаимодействие было классическим примером соединения менеджмента и инженерной мысли.
После революции за основу была взята концепция российского историка Афанасия Щапова, изложенная им в 1870 году в работе «Социально-педагогические условия умственного развития русского народа». Он настаивал на том, что школа должна основываться на естественных науках и быть единой для всех. Что в итоге и было осуществлено.
Для американцев запуск спутника в космос шестьдесят лет назад, 5 октября 1957 года, был шоком. Вторым шоком для американского президента Дуайта Эйзенхауэра стал его визит в СССР в 1959 году. Два шестнадцатилетних школьника москвич Алексей Куцков и Стивен Лапекас из Чикаго представляли свои страны на ВДНХ в Москве во время исторической встречи лидеров двух сверхдержав. Советский десятиклассник победил. Шок у американского президента был столь велик, что по возвращении в США Эйзенхауэр принял решение о проведении школьной реформы.
Советская система школьного образования никогда не была статичной, она постоянно находилась в движении, в преобразовании, и именно это мы должны иметь в виду, когда говорим о советской системе обучения.
– Критика школьных учебников по математике и физике со стороны Президента Александра Лукашенко вызвала широкий резонанс. Социальные сети буквально взорвались от комментариев и оценок. Хотелось бы услышать Ваше мнение по этому поводу.
– Если отбросить эмоции и переход на личности со стороны оппонентов власти, то все оказывается гораздо проще. Александр Григорьевич, в прошлом профессиональный педагог, сказал то, что понятно всем, – учебник должен учить. И если вы по тем или иным причинам пропустили занятие, то должны иметь возможность самостоятельно изучить пропущенный материал или закрепить то, что было на уроке. В 1946 году отец всемирно известного математика Владимира Арнольда Игорь Владимирович Арнольд, известный советский ученый, в статье «Принципы составления арифметических задач» указывал на то, что математические задачи должны быть с реальными сюжетами, нести какую-то дополнительную информацию для жизни. Он писал, что в учебниках 19-го века приводилась задача по арифметике о лодке, которая плывет из Кронштадта в Санкт-Петербург, и в ней не было указано расстояние. Подразумевалось, что все знают это расстояние, а кто не знает, то найдет в других источниках. Указывали скорость и просили найти время. Учебник по арифметике, написанный Львом Толстым для школьников, также был замечательным и не утратил актуальности сегодня.
Мы говорили о советском школьном образовании. Все предметы в школе делятся на гуманитарные и точные науки. В советском школьном образовании абсолютной величиной было преподавание математики. Сложно сравнивать преподавание гуманитарных дисциплин в советской и постсоветской школе с западной и американской школами. Гуманитарные науки всегда национальны, а точные имеют интернациональный характер.
Что такое математика? Это наша жизнь, сильно экстрагированная по каждому свойству. В реальной жизни множество бесконечностей, но только математика делает их явными. Математика бесконечна, как и сама жизнь. И только эта дисциплина делает учителя и ученика равными, она дает возможность ребенку установить самостоятельно истину. У вас могут быть плохие отношения с учителем или не быть их вовсе, но на итоговую оценку это не влияет. Если вы не согласны с оценкой, у вас есть возможность ее оспорить. Контрольную работу по математике, написанную в Беларуси, может проверить и китайский преподаватель.
Нынешний год юбилейный. И не только по причине столетия двух русских революций. Пятьдесят лет назад, в 1967 году, в СССР началась школьная реформа, лицом которой стал выдающийся математик ХХ века академик Андрей Колмогоров. Страсти кипели нешуточные до конца 80-х годов прошлого века, на страницах журнала «Коммунист» и с трибуны Верховного Совета СССР. Реформе Колмогорова оппонировали выдающиеся советские математики с мировым именем Лев Понтрягин, Василий Владимиров, Андрей Тихонов. И все были по-своему правы. Колмогорову жестко оппонировал академик Александр Александров, создатель «александровской геометрии» – научный руководитель Григория Перельмана, доказавшего гипотезу Пуанкаре и отказавшегося от премии в один миллион долларов в 2010 году.
Реформа Андрея Колмогорова была направлена против усредненности в изучении точных наук. Он добился и создал в 1963 году школу-интернат при МГУ, где сам преподавал. А в 1970 году вместе с академиком Исааком Кикоиным, написавшим со своим братом школьный учебник по физике, он организовал очень популярный в СССР журнал «Квант». Повсеместное открытие факультетов прикладной математики в ведущих университетах страны – его заслуга. В 1970 году такой факультет был открыт в Белорусском государственном университете, в то время имени Ленина. Реформа Колмогорова предусматривала тесную связь средней и высшей школы, о чем на большом педсовете говорил Президент нашей страны Александр Лукашенко. Следствием ее стало и появление авторских школ по другим направлениям.
– Почему так много стрел сходится на точных науках, и в частности на математике?
– Все просто. Все технические науки и специальности опираются на математику. Для их изучения, знания и понимания необходимы знания алгебры, геометрии, тригонометрии. Сегодня в России компании «РУСАЛ» и «Норильский никель» используют для проходки в шахтах беспилотную технику. Человек уходит и одновременно приходит. Приходит тот, кто будет ее обслуживать. Есть прогноз, что в Англии и США к 2015 году на 35 процентов сократятся рабочие места, прорабатываются проекты беспилотного городского наземного и подземного транспорта, сельскохозяйственной техники и так далее. Инженер-механик 60-х годов прошлого века и нынешний, согласитесь, отличаются. Что будет завтра, никто не знает.
Мы не можем игнорировать западноевропейскую, американскую системы образования. Нужно внимательно присмотреться и к системе вузовской подготовки в Китае. Наша национальная система образования должна быть интегрирована в мировую. Общаясь со студентами, я нередко ловлю себя на мысли, что зачастую они не нацелены на какую-то конкретную профессию. Это вполне объяснимо – информационная перегрузка имеет и свою отрицательную сторону. В этом плане американский опыт заслуживает внимательного изучения. Университетский курс должен давать базовый уровень знаний и большую информоемкость, а практические занятия на производстве дают возможность успешно усваивать все новое.
– В последнее время много разговоров о том, что мы должны создать IT-страну. Возможно ли это?
– Я уверен, что абсолютно возможно. Но здесь есть один момент, который нужно учитывать. Во все времена людей, имеющих склонность к точным наукам, было не так много. Этот ограничитель никак не спланируешь и произвольно не изменишь. Нужно, на мой взгляд, создать такие условия, чтобы наши специалисты не уезжали в другие страны. Айтишники – это особая среда со своей психологией. Нужно найти компромисс между общественным и личным. Для государства образование – это социальный проект, а для каждого человека в отдельности – бизнес-идея. Представьте себе, что мы предложим программистам зарплату на 20 процентов меньше, чем в Европе. Все здорово и красиво и все согласны. Но от какой суммы отнимаем 20 процентов? В социальных сетях идет постоянная полемика: за что им платят так много? Отвечаю: за знания, умения и навыки. Демократия, помимо всего прочего, это еще и право на неравенство. И здесь государство должно сказать свое веское слово – жестко реагировать на ханжество и зависть. Мы должны остановить утечку мозгов, а сделать это можно, только создав соответствующие условия для специалистов данной категории.
Известный российский политик, математик и педагог Евгений Бунимович как-то заметил, что академический математический вуз в год стоит в пять раз дешевле современного среднего танка. Это самая ликвидная из всех наук, тем же физикам нужны дорогостоящие лаборатории. Что я могу к этому добавить?
– Игорь Александрович, спасибо за беседу. Тема образования неисчерпаема. Наша сегодняшняя беседа практически была посвящена преподаванию точных наук и проблемам, с этим связанным. Я предлагаю на этом остановиться, а в следующий раз поговорить о планировании в системе высшего образования, о преподавании гуманитарных дисциплин и о подготовке специалистов в этой области.
Зачем нам гуманитарные науки? Что они дают нам в практической жизни? Насколько постоянны те максимы, которые казались незыблемыми вчера, а сегодня частично или полностью отвергнуты новым поколением? В чем состоит непрерывность исторического процесса, что мы взяли из опыта своих предшественников и что безвозвратно потеряли? Об этом и многом другом в беседе с председателем Постоянной комиссии по образованию, культуре и науке Палаты представителей Национального собрания Республики Беларусь Игорем Марзалюком.
– Игорь Александрович, какое прикладное значение имеет для нас изучение гуманитарных наук? В чем заключается практический результат изучения истории, литературы, географии? Если эти знания нужны нам, то в каком объеме? Каковы, на Ваш взгляд, приоритеты преподавания этих наук на современном этапе развития белорусского общества?
– Начнем с того, что образовательный процесс во всех его фазах не подразумевает изучение науки как таковой. И в школе, и в колледжах, и в университете мы проходим предмет. Изучение предмета отличается от науки тем, что он задан конкретной программой. А программа для всех учебных заведений – закон. Мы даем каркас знаний и представлений, позволяющий любому из нас изучать ту или иную дисциплину на более глубоком уровне.
Гуманитарное знание, как любое теоретическое знание, само по себе не может иметь количественной оценки. Это вовсе не значит, что оно абстрактно и не может быть выражено в неких количественных критериях. Это та личная дорожная карта по жизни, которая ведет каждого из нас, позволяющая определить свое место в социуме.
Я сделаю некоторое отступление для четкого уяснения позиции. В свое время Дмитрий Иванович Менделеев дал определение науке. По его мнению, все, что не переводится на язык цифр, наукой не является. Мы все знаем его как выдающегося химика, а между тем большую половину своей жизни он занимался проблемами экономики. Менделеев любил табличный способ изучения той или иной проблемы. Он составил таблицу динамики изменения цен за сто лет – с 1800 по 1900 год. И получил сенсационный результат – за сто лет все цены на товары снижались, сало подешевело в полтора раза, древесина и сахар в четыре раза, шелк в восемь раз. Менделеев показал, что то, за что в начале века человек платил 175 рублей, в конце века ему обходилось в 100. И несмотря на то, что все свои выводы ученый строил на основе четко выверенного расчета, экономику наукой он не считал. Но гениям прощается практически все.
Литература ближе к искусству, а литературоведение – прикладная наука. История – наука о непрерывности времени. География ближе к естественным наукам в прикладном смысле. Что объединяет историю и литературу и что отличает их от точных наук? Они исследуют причинно-следственные связи и они всегда национальны. Мы с вами уже говорили в мае этого года о том, что наша цивилизация по своей сути является военной, то есть цивилизацией конфликтов. А у каждой из конфликтующих сторон своя правда и свой подход. Будущее всегда начинается с битвы за прошлое. История самая политизированная наука.
– В чем, на Ваш взгляд, состоит особенность белорусской истории?
– В ее синергетичности и интегративности. Мы не можем четко выделить собственно белорусскую историю. В ней переплелись российский, польский, украинский, литовский элементы. Наша история многообразна и неповторима. В этом ее феномен. Говоря словами Алеся Адамовича, 90-летие со дня рождения которого мы недавно отмечали, белорусы – уникальный народ в Европе. Мы никогда никого не завоевывали. И по этой причине в чистом виде белорусская государственность – давайте говорить прямо – сформировалась в конце ХХ века. Сегодня мы находимся в ситуации, когда и с Запада, и с Востока наша государственность воспринимается как нечто временное. К этому нужно спокойно относиться. У наших соседей очень непростые взаимоотношения. И Беларусь в этом смысле является точкой примирения и, если хотите, умиротворения конфликтующих сторон. Западу всегда была присуща идея экспансии, Востоку – направленность вглубь, в самих себя.
Мы – европейцы, и я глубоко убежден, что разделение Европы на Восточную и Западную носит чисто политический характер. Мы находимся на перекрестке двух парадигм развития. Россия всегда противопоставляет себя Западу и предлагает себя в качестве альтернативного варианта. И в этой позиции есть своя сермяжная правда. А географической точкой встречи двух парадигм развития является Беларусь. И с Россией, и с Польшей мы всегда будем находиться в непрерывном контакте, будут разногласия и противоречия, но все они будут решаться. Самим географическим положением и общей культурой мы обречены на диалог – другого не дано. Как бы ни развивался современный мир, всем понятно, что ни один серьезный мировой вопрос без участия России решен быть не может. А что касается Польши, то моя интуиция как ученого подсказывает, что тот вектор развития общественных настроений, который мы сегодня наблюдаем в Польше, позволит этой стране в ХХI веке занять одно из доминирующих мест на европейском пространстве. Заметьте, что поляки держатся по умолчанию как бы в стороне от «высшей точки европейской политкорректности» – однополых браков. Внутренний генетический код, здоровый консерватизм, ценности института семьи, однородность польского общества – залог успешного развития. Вопрос, о котором я говорю, далеко не праздный. Во все времена некоторые отклонения от естественной природы человека были. Но никогда мерилом успеха и верхом политкорректности не была нетрадиционная сексуальная ориентация. Одна из заповедей Христа – плодитесь и размножайтесь – была основой развития любого общества. Об этом было принято молчать. А сегодня мы видим то, что видим. Давайте наблюдать и ждать – браки есть, будут и веселые и шумные разводы среди нетрадиционщиков, дележка ложек, мисок и сковородок вкупе с шикарной недвижимостью.
Один из самых выдающихся интеллектуалов советского времени, в прошлом секретарь ЦК КПСС, а до этого многолетний посол СССР в ФРГ Валентин Фалин, в минувшем году отметивший свое 90-летие, в одном из интервью сказал: «История делает из человека гражданина». Я всегда настаивал и буду настаивать, что изучение отечественной истории является одним из главных приоритетов государственной политики. История вместе с литературой формирует личность. Мы часто не умеем быть победителями. И вместе с тем порой великолепно чувствуем себя в положении проигравшего, стоически переносим все проблемы. А свои победы и достижения воспринимаем как дело случая, хотя и пытаемся логически их объяснить. Что я имею в виду? Нашей государственности всего четверть века. И ей мы во многом обязаны конкретному человеку – Александру Лукашенко. Историческая заслуга нашего президента, а это никто не подвергает сомнению, что через «не могу» он заставил всех нас преодолеть комплекс вторичности – мы не хуже и не лучше в этом мире, все зависит от нас, и все у нас получится, у Бога нет второго сорта.
– В чем Вы видите основной парадокс развития современного мира? Почему начало нового века оказалось столь конфликтным?
– ХХ век поставил много вопросов, но не дал на них ответы. Сегодня многие социальные доктрины, казавшиеся в прошедшем веке высшим достижением человеческой мысли, подвергаются сомнению. В чем состоит геополитическая катастрофа распада СССР? Мы потеряли многообразие. Самюэль Хантингтон, известный прежде всего своей работой «Столкновение цивилизаций», задавался вопросом: почему советский генсек мог легко договориться с американским президентом? Потому что они мыслили в парадигме эпохи Просвещения, а не конкретных национальных интересов. И интересы всего мира были выше интересов их стран. Есть и психологическая составляющая этого вопроса. США сегодня с трудом воспринимают своих партнеров как равных себе. Но Хантингтон не учитывает социально-экономический фактор. В начале нашего разговора мы упоминали Менделеева и его экономическую теорию. Мир материален, от этого никуда не денешься, и основой конфликтности современного мира являются экономические интересы, которые напрямую связаны с социальным фактором.
Сегодня многие говорят, что одной из масштабных геополитических катастроф ХХ века стал распад Британской империи. А опросы, проведенные в Австралии и Канаде, показывают, что австралийцы и канадцы не против того, чтобы находиться в составе Британского содружества. Распад колониальной системы не привел к процветанию бывших колоний, уровень жизни во многих из них сегодня ниже, чем во время колониальной зависимости. А некоторые просто впали в архаику, и гражданскому противостоянию нет конца. Эти вопросы активно обсуждаются в мировой прессе.
Права человека и проблема беженцев по многим параметрам стали работой и средством заработка для европейской бюрократии. Означает ли это, что в Европе все плохо? Нет, конечно. Если бы было плохо, никто с таким отчаянием туда бы не рвался. Но все хорошо в меру. Я всегда привожу высказывание Джона Стюарта Милля, который говорил, что всякая демократия ведет к социализму.
Давайте посмотрим на Восток. Почему не едут в Японию, Китай, в котором на сегодня четыреста миллионов граждан живут на уровне европейцев? Потому что там нужно работать. Опыт Китая за последнюю четверть века опровергает все наши представления об общественном развитии. В мае 1989 года власти Китая в достаточно жесткой форме подавили выступления студентов на площади Тяньаньмэнь. Что нам говорили тогда? Что китайская буржуазия через какое-то время, заработав приличный капитал, захочет политической власти и европейских свобод, и в Китае произойдет своя перестройка. Но ничего этого не произошло и не произойдет. Почему? Потому что опыт развития Китая показывает, что ломать государство – значит порождать смуту. Феномен китайского развития заключается, на мой взгляд, в непреложной истине – уважении к интеллекту и знанию и к собственной истории, какой бы она ни была. Я надеюсь, что кроме торгового сотрудничества между странами с нашей стороны будет взято все то, что привело и ведет Китай к процветанию.
– Давайте от фундаментальных вопросов перейдем к практическим. В чем, на Ваш взгляд, состоит основной вектор развития отечественного образования?
– В изменении отношения в самом обществе к системе образования. Люди стали адекватнее относиться к самим себе, трезво оценивать свои способности. И сегодня многие вузы, прежде всего частные, готовящие экономистов, юристов и других специалистов по гуманитарным специальностям, испытывают жесткий недобор. И не нужно никаких административных решений по закрытию вузов или ограничению набора. Рынок труда в сфере обслуживания устроен несколько парадоксально. Чем больше на нем юридических, экономических и других специальностей подобного профиля, тем ниже качество специалистов. Срабатывает человеческий фактор. Скажу жестко, но предельно откровенно: порой при выборе между чужим талантом и своим очень средним специалистом выбор падает на своего. По мере возможности я постоянно говорю об этом в различных властных структурах: обращайте внимание не только на графу, где указано, что образование – высшее, но и на то, какой вуз человек закончил.
Это издержки демократии и переходного периода. Можно назвать самые примитивные вещи высшим образованием, а дворнику дать диплом инженера по клинингу и бросить все научные силы на изобретение метлы с программным управлением или самомоющей швабры. Но что от этого изменится? Частник никогда не возьмет такого специалиста на работу. Но вся наша жизнь устроена так, что именно специалист такого уровня быстрее всех найдет работу, непыльную, не обременяющую, желательно где-нибудь на среднем уровне в органах власти, и будет всех нас учить жизни. А после этого мы все будем удивляться, а некоторые в Интернете обличать политический режим, когда простейшие вопросы не решаются, а порой решаются так, что не знаешь, смеяться или плакать. Я понимаю, что этим многих обижу, но я так думаю.
– Какая задача сегодня является первостепенной в нашей школе?
– В силу серьезных социальных катаклизмов в начале 90-х годов прошлого века наша школа перешла от нормального обучения к контролирующему. В 90-е годы это был вынужденный шаг со стороны школ. Учителя, да и вся гуманитарная сфера из элиты общества перешли в маргинальное состояние и оказались на грани нищеты. Это касается и вузовских педагогов. А метод не учить, а спрашивать стал единственным способом заработка. Легкость получения высшего образования в частных вузах породила иллюзию, что можно не напрягаясь добиться практически всего. В вузах был недобор студентов по сложнотехническим специальностям, ставки преподавателей сокращались. К примеру, зарплата доцента университета в долларовом эквиваленте в 1993 году составляла 15 долларов. Возможен ли возврат к прежним принципам образования? Я не берусь утверждать, что да. Но я убежден, что минимизировать этот процесс министру образования Игорю Карпенко, учитывая поддержку Главы государства, удастся.
Появление рынка репетиторских услуг в этих условиях выглядело вполне закономерно. Но это не только недоработка школьных учителей, но и самих родителей. Я часто обращаю внимание на минских остановках на красивые рекламные щиты. Называются они «Вундеркинд». Они предлагают образовательные услуги начиная с двухлетнего возраста. Как профессиональный учитель и отец скажу следующее: про Колобка и Красную Шапочку, кота Матроскина ребенок должен услышать от папы с мамой. В этом мире все взаимозаменимо, кроме папы с мамой, и никто за деньги не заменит сказку на ночь.
Родители должны понимать, что финальный успех после окончания школы на централизованном тестировании закладывается в первом классе.
И если учитель задает задание выучить стих, то выучите два – пригодится, тренировка памяти в детстве великое дело. Уроки истории и литературы медленно, но верно позволяют обрести уверенность в своих силах и не теряться в новой и непривычной обстановке. Напрасных и лишних знаний не бывает.
– В чем сложность преподавания литературы и истории в современной школе?
– В оценке событий ХХ века. Разброс мнений столь велик, а количество фактов столь значительно, что порой мне кажется: наш мозг не в силах все это переварить. Я всегда выступал против запретных тем в истории. Запрет всегда и везде был и остается самой лучшей рекламой. В век Интернета запретных тем быть не может. Мы должны выработать свою концепцию национальной истории, понять и принять и героическое, и трагическое, что произошло в нашей стране, научиться слушать и слышать друг друга и понять главное – радикальная политизация исторического прошлого чревата серьезными социальными катаклизмами.
Если вы или я начну говорить о событиях 1991 года, то мы оба будем интересны. При этом разброс мнений будет столь велик, и это будет естественным – у каждого из нас своя правда и свой личный опыт, личные потери и приобретения. В юбилейный год двух русских революций я приведу один пример. 19 мая 1917 года в Киев из Петрограда прибыл военный и морской министр Временного правительства Александр Керенский. Он стал объяснять руководителям украинской Рады азы демократической законности, ради которой и свершилась Февральская революция. Он призывал их к терпению и просил дождаться созыва Учредительного собрания. Оно, по его мнению, и должно было решить, какой должна стать новая Россия и статус в ней новой Украины. Ответ украинцев его ошеломил. Ему сказали, что автономия Украины дело решенное. «В каком смысле, – спросил он. – Вы хотите поставить собрание перед фактом?» «Мы просто хотим восстановления нас в старых правах, – невозмутимо отвечал ему, а в лице Керенского и всей России, Михаил Грушевский. – Решать судьбу Украины будет не Петроград, не Учредительное собрание, а она сама, здесь, в Киеве и в губерниях, населенных нами». Керенский не знал, что и думать. Грушевский – историк-профессор и демократ, который полностью отвергает его предложения.
О чем это говорит? О том, что подходы и оценки людей, живших в переломные исторические моменты, многовариантны и очень субъективны. Для структурирования их нужно время.
– Литература в школе. Что она дает, в каком объеме и какова практическая польза от этого предмета?
– Литература по своей природе имеет дело не с фактами, а с тенденциями, и в этом смысле она дает материал для потомков. В нашей жизни литература значит гораздо больше, нежели простое прочтение текстов. Она заменяет нам и философию, и социологию, а порой и историю. И вместе с тем она теснейшим образом связана с национальным языком. Мы никогда не поймем политической истории своей страны, не зная белорусской, русской или польской литературы. Литература по своей природе четко и ясно располагает силовые векторы времени.
В чем особенность и сложность преподавания литературы на сегодняшнем этапе, в отличие от советского времени? В полной открытости информации об авторах. Как относиться к творчеству Ларисы Гениюш? При несомненности ее таланта есть и другая сторона – общественно-политическая. Никто не подвергает сомнению ее участие в коллаборационистском движении, все понимают причины ее поступков. Но для реабилитации этого мало. Высота творческая и высота жизненная, согласитесь, немного разные вещи. Не следует смешивать одно с другим и политизировать эти вещи. В России Дмитрия Мережковского считают одним из самых выдающихся мыслителей и писателей ХХ века. Но при этом не забывают добавить, что он взял грант у Муссолини и поддержал Гитлера после нападения на СССР, о чем перед смертью горько жалел. И в этом ряду Гениюш была не одинока. Но это тема отдельного разговора.
ХХ век породил в белорусской культуре новое направление – русскоязычную белорусскую литературу. К какой литературе мы отнесем бобруйчанина Эфраима Севелу? И как мы будем трактовать некоторые его поступки в жизни? Все ж таки в захвате приемной Президиума Верховного Совета СССР в 1971 году он участвовал. Понять поймем, но при этом скажем, что в той ситуации советская власть поступила с ним гуманно, ограничившись высылкой на Запад. Русский поэт Серебряного века Владислав Ходасевич приходился двоюродным братом Наде Леже – Лиле Брик, музе Владимира Маяковского. Родители Нади Леже родились в Борисовском районе. Лиля Брик дружила и с балериной Майей Плисецкой, и с министром культуры СССР Екатериной Фурцевой, практически со всей творческой богемой советского времени. А мать Ходасевича Софья Брафман родом из Клецка. И этот список можно продолжить. Но это не тема для разговора, не будем делить писателей на своих и чужих, как это делают у наших соседей некоторые представители творческой элиты, пытающиеся поделить Гоголя, который свои образы в «Мертвых душах» писал с помещиков Витебской губернии.
Появление первого нобелевского лауреата в Беларуси родило дискуссию среди публицистов и литературоведов о появлении нового направления – сверхлитературы. В российской прессе стали появляться серьезные статьи на эту тему, где родоначальником этого направления называют Алеся Адамовича. При всем моем уважении к Алесю Адамовичу должен заметить, что если мы говорим о новом жанре, то должны сказать, что отправной точкой в этом направлении был и остается Владимир Короткевич. Сложность прочтения Короткевича состоит в том, что он очень сложно переводим, его нужно читать в оригинале. Несмотря на то, что мы находимся в близкой языковой группе, только Короткевич дает ту тонкость и пронзительность белорусского языка, который сложно понять, но можно почувствовать. Скажу проще, вся белорусская литература ХХ века – это литература психоанализа, как белорусскоязычная, так и русскоязычная. В этом ее привлекательность и высота.
– Насколько широк диапазон преподавания литературы в школе?
– Это отправная точка того процесса, который мы называем социализацией. В чисто прикладном смысле после уроков литературы вы или полюбите ее, или нет. Все зависит от учителя. Во время нашей с вами учебы уроки литературы, помимо изучения программного материала, были стартом для обсуждений знаковых статей в средствах массовой информации, кинематографе. Вышедший сорок лет назад, в 1977 году, фильм Владимира Меньшова «Розыгрыш» привлек интерес всего общества к школе. «Прощальный вальс» из этого фильма с того времени стал гимном для всех школ. А после роли классного руководителя Марии Васильевны Девятовой Евгению Ханаеву, у которой это была единственная главная роль в кино, многие по праву стали сравнивать с Фаиной Раневской. Она сыграла тот неповторимый и особый тип учителя, который наиболее близок сегодня всем нам. А ее выражение «Комаровский, я вами феноменально разочарована» в тех или иных вариациях и в нынешней школе можно встретить и сегодня. Понимая то или нет, режиссер Владимир Меньшов и сценарист Семен Лунгин подвели черту под целой эпохой средней школы, наглядно выразив это кинематографическими методами. Продолжением этой темы стал фильм «Вам и не снилось» по повести Галины Щербаковой. «Весна на Заречной улице», «Большая перемена», «Доживем до понедельника» – это были фильмы о послевоенной школе, в которой ученики были старше своих учителей и между ними была интеллектуальная дистанция. Мы с вами в прошлый раз говорили о природе конфликтов в современной школе. В профессиональной группе современного учительского корпуса есть хотя и небольшая, но задающая тон профессиональная прослойка с достаточно низким уровнем подготовки, которая хочет учить «как сегодня» и иметь к себе отношение «как вчера».
– Что Вы имеете в виду, выводя столь жесткую оценку некоторым представителям учительского корпуса?
– Мой житейский и профессиональный опыт позволяет смотреть на многие вещи по-другому. Когда я слышу от некоторых учителей: «А вот раньше слово учителя было закон», у меня закрадываются большие сомнения, которые имеют под собой веские основания. Во-первых, мы не можем принять нормативный документ, который заставит всех и каждого уважать учителя. Это касается не только педагогической профессии. Уважение либо есть, либо его нет. Его можно только заслужить. Почему в столичных школах и гимназиях такая высокая текучесть кадров? Дети в столице хуже детей в регионах? Нет, дети везде остаются детьми. Родители не такие? Тоже нет. Мне думается другое. Учителя переходят из одной школы в другую молча – профессиональное сообщество узкое и никто не хочет наживать славу сутяги. Проблема, как мне видится, в администрациях школ и гимназий. Понимаете, человек – это всегда полная чаша. И если в нем один процент профессионализма, то девяносто девять процентов заменяется чем-то другим – пафосом, умением показать себя, напускной озабоченностью и так далее. Закон сохранения энергии действует и в человеческих отношениях. Когда я слышу одну и ту же мантру, больше похожую на профессиональную молитву: программы сложные, дети перегружены, большой документооборот, а заканчивается все это выводом, какие мы бедные и несчастные – от представителей администраций школ и гимназий, которые не знакомы друг с другом, у меня закрадываются не сомнения, а четко выраженное убеждение, что они и есть основной источник проблем – когда не умеют учить, идут в завучи и создают достаточно много проблем настоящим профессионалам в педагогике. Нам говорят, что ребенок, сдавший экзамены в гимназию на девять баллов и не прошедший туда по конкурсу, испытывает стресс. Это правда, но не вся. Он испытывает стресс, как и его родители, не по этому поводу, а потому что понимает, что ему, точнее, его родителям, не хватило той малости для поступления, которая очень далека от образовательного процесса. Давайте назовем вещи своими именами – система поступления в гимназии, в особенности столичные, отдана на откуп администрациям этих гимназий и находится вне зоны контроля. А что касается стрессов в этом возрасте, то та тепличность, за которую многие так отчаянно ратуют, обернется боком для наших детей во взрослой жизни. Они должны научиться со школьной скамьи бороться за свое место в этой жизни.
Перегружены ли наши дети? Лично для меня это не вопрос. Я абсолютно убежден, что наши дети мало заняты. Откуда у них такие сколиозы? От незанятости, а в силу незанятости сверх меры пользования компьютером. Они должны ходить и в музеи, и в театр, и на спортивные мероприятия как со школой, так и с родителями. Это раздвигает жизненные горизонты и вносит в жизнь наших детей разнообразие, а значит и выбор.
– Проблема белорусского языка в учебном процессе. Есть она, и если есть, то как, на Ваш взгляд, она должна решаться?
– Национальный язык – абсолютная данность, данная нам Создателем. Польша пережила три раздела, евреи две тысячи лет не имели собственной государственности, но, сохранив национальный язык, в течение очень короткого времени создали свою государственность. У нас все несколько сложнее – страна небольшая, открытая экономика, близкая языковая группа – все это создает дополнительные трудности для возрождения белорусского языка. Мне думается, что аккуратно и постепенно мы должны переходить на изучение гуманитарных дисциплин в школах на родном языке, а точные науки изучать на русском языке. На повестке дня не только двуязычие, но и глубокое владение третьим европейским языком.
Но этого мало. Нужна массовая и кропотливая популяризация родного языка. В чем здесь сложность? Мы пытаемся привить любовь к белорусскому языку у молодежи. Эта возрастная группа ничего сразу не принимает на веру. Всегда возникает вопрос: а зачем нам это нужно? И здесь важно не только, что сказано, но и кем сказано. И возникает замкнутый круг: те, кто сегодня ратует за возрождение белорусского языка, откровенно говоря, не вызывают никаких симпатий у молодого поколения. По большому счету, это люди не успешные, а пропаганда родного языка для этой категории стала своего рода работой или возможностью сделать политическую карьеру. Но подвижки есть, пропагандой белорусского языка без лишней помпы начал заниматься белорусский бизнес, на сети заправок А-100 в Минске обслуживание ведется на белорусском языке. И это начинание нужно всячески поддерживать.
– Последний вопрос, самый острый и непростой – бюрократические перегрузки у учителей. Что Вы можете сказать по этому поводу?
– Я не вижу большой проблемы в преодолении забюрократизированности в школе в плане большого количества отчетов, справок и так далее. Здесь очень много импровизаций со стороны администраций школ и соответствующих отделов и управлений образования. Можно и нужно разработать внутренний нормативный акт, предусматривающий, какие документы должны быть у учителя-предметника, у классного руководителя, какие отчеты и в какие сроки они сдают, и сделать методичку по правилам заполнения. И на этом поставить точку.
Игорь Козлов