Выжить шесть дней в аду

Трое суток – примерно столько могли прожить люди в лагере смерти «Озаричи». В ночь с 18 на 19 марта 1944 года войска 65-й армии 1-го Белорусского фронта освободили из трех лагерей близ поселка Озаричи 33480 человек. Среди них был и 11-летний Владимир Новик. Вопреки всему он выдержал почти 6 дней.

– В первые дни войны один из советских бойцов подарил мне пилотку с красной звездочкой, – вспоминает Владимир Яковлевич. – Для меня это была нево­образимая радость, я даже спал в ней. Вот только не совсем понимал, что звезду – символ Красной Армии – нельзя носить тогда, когда на нашей земле хозяйничает враг. Да и родители не объяснили…

В 1941-м нас оккупировали вражеские войска. Они шли смело, многие передвигались на мотоциклах и велосипедах. Играли на губных гармошках, вели себя нагло. Мы, дети, еще не видели крови, поэтому не боялись, беспечно играли. На мне была та самая пилотка. И вдруг один из проходящих мимо фашистов поманил меня пальцем. И когда я подошел, отнял пилотку и стал бить ею. Острые края звездочки сильно расцарапали мне лицо, полилась кровь. Затем последовал удар по голове, от которого я потерял сознание. Вот так началась война для меня и остальных детей нашей маленькой белорусской деревни Грабье, что на Гомельщине.

Спасительный хлеб

В марте 1944 года сюда ворвались оккупанты, затолкали в огромные, крытые брезентом машины около 100 односельчан и увезли в лагерь.

– Так мы с мамой, 15-летним братом Иваном, 3-летней Ниной и годовалым Сашей оказались за колючей проволокой в лагере № 2, – рассказывает 92-летний могилевчанин. – В тот момент он был заполнен примерно на одну пятую, а к концу нашего пребывания – набит битком. По краям были вырыты рвы для мертвых. Людей не закапывали. Март был по-зимнему холодным, поэтому трупы не разлагались.

Воды нет, еды нет, тепла нет. День и ночь люди ходили, кричали, искали своих:

– Кто из Рогачева?

– Кто из Бобруйска?

И так беспрерывно, ведь новых узников привозили ежедневно.

Саша и Нина умерли друг за другом. Поднялась высокая температура, а помощи никакой. Ниночка показывала на горло и жаловалась: «Больно». Видимо, ангина или скарлатина. Старшие братья отнесли сестричку в ров смерти. Завернутую в полотняную тряпочку, Вова аккуратно положил девочку на проталину и закрыл ей лицо. Стоял над ней и глотал слезы. А когда спустя несколько часов мальчишки снова пришли ко рву, сестренку уже забросали телами.

– Мать долго плакала и стонала, – с горечью говорит Новик. – Через пару дней умер Сашенька. И братишку отнесли на страшное кладбище… Нас всех спасал посланный Богом снег. Он падал тихо, ветра не было, ложился покрывалом на плечи. Мы его ели, какой же он был вкусный! И даже теплый, согревал нас: заваливал до макушек, а мы и не откапывались – сидели под снежной попоной. Еще сваливали ледяные валики и прятали в карманы. Они долго не таяли, потом мы их сосали – хоть какое-то питье.

Хлеб в лагерь привозили дважды в неделю. Загоняли машину внутрь, сажали на нее человек пять – и те бросали буханки в толпу. Сотни рук ловили их, набрасывались и разрывали по частям. Кусок запихивали за пазуху, иначе из кармана вытаскивали. После каждой раздачи на земле оставались лежать раздавленные, истоптанные люди.

– В первый день нам не досталось ни кусочка, в толпу лезть побоялись, – рассказывает Владимир Яковлевич. – Просто собрали крошки, вымазанные грязью, жевали их, а они неприятно скрипели на зубах. В другой раз, когда привезли хлеб, брат выбрал момент, дождался, пока часовой отошел, ловко залез на гусеницу, приподнял брезент, схватил буханку и кинул мне. Я быстро спрятал хлеб за пазуху, иначе отберут. И мы бросились бежать. На наше место тут же кинулись десятки людей, но часовой понял свой промах и стал стрелять по ним. С этим хлебом мы выжили до освобождения: мать раздавала нам по кусочку, остальное прятала.

День освобождения

…Над лагерем в дневное время постоянно летали советские истребители и качали крыльями. Тысячи рук поднимались к небу и махали им, люди кричали что есть силы.

– Освободили нас спустя 6 дней, 18 марта 1944 года, – с точностью называет дату Владимир Новик. – Сутки не выпускали, так как выводили лагерь № 1. Все шли по узкой тропе, которая была обставлена указателями, ведь вокруг было заминировано. В это время люди в лагере № 2 выломали колючую проволоку и ринулись на Дерть. Побежали и мы. Помню, как впереди разорвалась мина – и на нас упала женская нога. Добежали до хутора, разломали несколько домов до фундамента: грелись и сушились. Костры горели сутки.

19 марта узники лагеря смерти «Озаричи» прошли всего 4 км – от голода не было сил. Поселок Озаричи тоже сгорел, остались каменные стены. В таких каменных мешках и ночевали, грели воду. А утром подогнали машины, всех рассадили и повезли в Калинковичи. Там погрузили в товарные вагоны.

– Проехали совсем немного – и на станции Холодники налетели немецкие самолеты, стали бомбить наш эшелон, – вздыхает Новик. – Бомба попала в соседний вагон, там все погибли. А наш вагон опрокинулся и лег на двери. Что же там творилось: крики, стоны, плач. Люди лежали друг на друге. Тех, кто был в самом низу, задавили насмерть. Мы были ближе к крыше, поэтому и спаслись. Окошки узкие, нас вытащили солдаты, сломали вагон. А как выбрались, мы наблюдали, как взрослые копали яму на обочине и хоронили умерших.

Позже Новик узнал, что лагерь смерти имел для немцев важное стратегическое значение, так как тысячи людей, находившихся в нем, должны были заболеть тифом и впоследствии заразить наступающие войска Красной Армии. После освобождения солдаты-медики делали всем уколы от тифа, чтобы не допустить эпидемии.

Виктория БОНДАРЧИК